Владимир Солоухин - Стихотворения

1956

Блестит панель. По ярким лужам

Гуляют зябкие ветра,

Еще не время зимним стужам,

Ненастью самая пора.

Вкруг фонарей из тьмы дождинок

Завесы желтых паутин.

И дождь, стремящийся в суглинок,

Асфальт встречает на пути.

Машины, зонтики прохожих,

Реклам и окон яркий свет…

Здесь ночь сама на день похожа

И темноты в помине нет.

А между тем бывает страшен

Сырой осенний мрак земли.

Над молчаливой речкой нашей

Теперь темно, хоть глаз коли.

Там, по дороге самой торной,

На ощупь двигались бы вы.

Лишь ветер мокрый, ветер черный

Средь черной рыскает травы.

Там под сырым ночным покровом

Листва мертвеет на кустах,

Грибы растут в лесу сосновом,

И рыба бродит в омутах…

1949

Скучным я стал, молчаливым,

Умерли все слова.

Ивы, надречные ивы,

Чуть не до горла трава,

Листьев предутренний ропот,

Сгинуло все без следа.

Где мои прежние тропы,

Где ключевая вода?

Раньше, как тонкою спицей,

Солнцем пронизана глубь.

Лишь бы охота склониться,

Вот она, влага, — пригубь!

Травы цвели у истоков,

Ландыши зрели, и что ж —

Губы изрежь об осоку,

Капли воды не найдешь.

Только ведь так не бывает,

Чтоб навсегда без следа

Сгинула вдруг ключевая,

Силы подземной вода.

Где-нибудь новой дорогой

Выбьется к солнцу волна,

Смутную, злую тревогу

В сердце рождает она.

Встану на хлестком ветру я.

Выйду в поля по весне.

Бродят подспудные струи,

Трудные струи во мне.

1952

Последний блик закатного огня

Нахлынувшая туча погасила.

«Вы любите природу?» — у меня

Восторженная спутница спросила.

Я промолчал растерянно в ответ

На тот вопрос бессмысленный и странный.

Волну спросила б: нравится иль нет

Крутой волне

Волненье океана?

1954

Зима разгулялась над городом южным,

По улице ветер летит ледяной.

Промозгло и мутно, туманно и вьюжно…

А горы сверкают своей белизной.

Весной исчезают метели и стужа,

Ложится на город немыслимый зной.

Листва пропылилась. Как жарко, как душно…

А горы сверкают своей белизной.

Вот юноша, полон нетронутой силы,

Ликует, не слышит земли под собой, —

Наверно, девчонка его полюбила…

А горы сверкают своей белизной.

Мужчина сквозь город бредет через силу,

Похоже, что пьяный, а может, больной.

Он отдал ей все, а она изменила…

А горы сверкают своей белизной.

По теплой воде, по ручью дождевому

Топочет мальчонка, такой озорной!

Все дальше и дальше топочет от дому…

А горы сверкают своей белизной.

1954

Разгулялся ветер на просторе,

Белопенный катится прибой.

Вот и я живу у синя моря,

Тонущего в дымке голубой.

Ни испить его, ни поглядеться,

Словно в тихий омут на лугу.

Ничего не вспомнится из детства

На его бестравном берегу.

Оттого и скучно здесь слегка мне

Над седым величием волны.

До меня, сидящего на камне,

Долетают брызги, солоны.

Ни краев, ни совести у моря!

Густо засинев доглубока,

Вот оно берется переспорить

Маленького в поле василька.

Вот оно, беснуясь и ревнуя,

Все ритмичней хлещет и сильней.

Хочет смыть тропинку полевую

Из железной памяти моей.

1955

Верно, было мне около году,

Я тогда несмышленышем был,

Под небесные синие своды

Принесла меня мать из избы.

И того опасаясь, возможно,

Чтобы сразу споткнуться не мог,

Посадила меня осторожно

И сказала: «Поползай, сынок!»

Та минута была золотая —

Окружила мальца синева,

А еще окружила густая,

Разгустая трава-мурава.

Первый путь до цветка от подола,

Что сравнится по трудности с ним?

Он пролег по земле, не по полу,

Не под крышей — под небом самим.

Все опасности белого света

Начинались на этом лугу.

Мне подсунула камень планета

На втором от рожденья шагу.

И упал, и заплакал, наверно,

И барахтался в теплой пыли…

Сколько, сколько с шагов этих первых

Поисхожено мною земли!

Мне достались в хозяйские руки

Ночи звездные, в росах утра.

Не трава, а косматые буки

Окружали меня у костра.

На тянь-шаньских глухих перевалах

Я в снегу отпечатал следы.

Заполярные реки, бывало,