Вадим Шефнер: Избранные стихи

Но не зря с улыбкой юной,
Без дорог и без орбит,
Бродит девочка Фортуна,
Беззащитная на вид.

Вдруг, забыв про все препоны,
Выручает нас шутя
Статистическим законам
Неподвластное дитя;

Обезвреживает раны,
Гонит хвори со двора,
Отклоняет ураганы
И спасает крейсера;

И отводит все напасти,
И отпетых бедолаг
Отоваривает счастьем
Не за что-то — просто так.

Чтобы меньше было плача
И нечаянных утрат,
Ходит девочка Удача.
Всех прощая наугад.

На старинной остзейской гравюре
Жизнь минувшая отражена:
Копьеносец стоит в карауле,
И принцесса глядит из окна.

И слуга молодой и веселый
В торбу корм подсыпает коню,
И сидят на мешках мукомолы,
И король примеряет броню.

Это все происходит на фоне,
Где скелеты ведут хоровод,
Где художник заранее понял,
Что никто от беды не уйдет.

Там, на заднем убийственном плане
Тащит черт короля-мертвеца,
И, крутясь, вырывается пламя
Из готических окон дворца.

И по древу ползет, как по стеблю,
Исполинский червец гробовой,
И с небес, расшибаясь о землю,
Боги сыпятся — им не впервой.

Там смешение быта и бреда,
Там в обнимку — Чума и Война;
Пивоварам, ландскнехтам, поэтам —
Всем капут, и каюк, и хана.

…А мальчишка глядит на подснежник,
Позабыв про пустую суму,
И с лицом исхудалым и нежным
Поселянка склонилась к нему.

Средь кончин и печалей несметных,
Средь горящих дворцов и лачуг
Лишь они безусловно бессмертны
И не втиснуты в дьявольский круг.

В старинной книге я прочёл недавно
О том, как полководец достославный,
Вождь, Искандеру в ратном деле равный,
В былые отдалённые века
Из долгого и трудного похода,
Что длился месяц и четыре года,
На родину привёл свои войска.

На двадцать семь дневных полётов птицы
(Доподлинно так в книге говорится)
Он всех врагов отбросил от границы,
И вот с победой в боевом строю
Вернулся он, не знавший поражений,
Склонить пред императором колени
И верность подтвердить ему свою.

Пред летней резиденцией владыки
Расположил он лагерь свой великий,
И, под толпы приветственные клики
Сойдя с лимонногривого коня,
В доспехах медных, грузен и степенен,
Поднялся он по яшмовым ступеням,
Руки движеньем стражу отстраня.

И царь царей, властитель вод и суши,
Тысячелетний этикет нарушив,
Добросердечен и великодушен,
Шагнул к нему — и чашу преподнёс
С вином, достойным полководца славы,
С вином без горечи и без отравы,
С древнейшим соком виноградных лоз.

Такой нежданной чести удостоен,
С поклоном чашу принял старый воин,
Но не пригубил. Сердцем неспокоен,
Он вниз, на луг, невольно бросил взгляд,
Где наклонилась, жаждою влекома,
Над каменною чашей водоёма
Усталая толпа его солдат.

Не с ними ли в походе дальнем пил он
Гнилую воду, смешанную с илом?
Не с ними ли пред смертью равен был он?
Теперь один за всех в почёте он.
Он с войском шёл по вражескому следу —
И вот не с войском делит он победу,
От войска он победой отделён!

И что-то в сердце тайно всколыхнулось,
И что-то, в нём дремавшее, проснулось,
И Справедливость поздняя коснулась
Его своим невидимым крылом, —
Минуя царедворцев и министров,
Сошёл он вниз решительно и быстро,
И выплеснул он чашу в водоём.

Синеют древние письмена
На изразцах колонн.
«Ворота счастья» — надпись дана
На арке с двух сторон.

По эту сторону и по ту —
Горькие солонцы,
По эту сторону и по ту
Строит мираж дворцы.

Путник, дойдя до этих ворот,
Надеждой давней томим,
Войдет в них, выйдет, мир обойдет —
И снова вернется к ним.

Он станет в их тень, в прохладную тьму,
Взгрустнет о пути своем:
«Где мое счастье, я не пойму:
В грядущем или в былом?»