Феликс Кривин - Круги на песке

У Апельсина не доля, а долька,
Но Апельсин не в обиде нисколько.
Сладкая долька ему суждена,
Да и к тому же еще не одна.

Прячутся дольки под толстою кожей,
Здесь их не сушит ничто, не тревожит.
Доля ж открыта, у всех на виду,
Всем на потеху, себе на беду.

Говорит Сосна Травинке:
«Распрями, подруга, спинку.
Если хочешь быть в чести,
Постарайся подрасти».

Но Травинка гнется ниже:
«Я уж тут, к земле поближе.
Мало радости, сестра,
Быть в чести у топора».

Один ретивый лесоруб,
Как говорится, знавший дело,
Решил срубить столетний дуб,
Чтоб не росла на нем омела.

И там, где дерево росло,
Теперь бездомно дуют ветры…
Уничтожайте в жизни зло,
Но сохраняйте жизнь при этом.

Дерево… Ну что, казалось, в нем?
Листья, ветки, шелест и прохлада…
Отчего же знойным летним днем
Каждому приятно быть с ним рядом?

Даже лесоруба с топором
Дерево в тени готово спрятать…
И каким же нужно быть богатым,
Чтоб за все, за все платить добром!

Лев на обед Барана пригласил.
В расчете на приятную беседу,
Пришел Баран. И тут сообразил,
Что приглашен он в качестве обеда.

Баран, конечно, был весьма задет:
Лев поступил не слишком благородно.
Вздохнул Баран: «Эх, пропадай обед!
Чем так гостить, пойду домой голодный!»

«Ты след медведя не заметил?» —
Спросил Охотник Лесника.
«Не только след. Наверняка
Ты встретишь самого медведя».

Попятился стрелок бывалый:
«Да нет, мне нужен только след…»
Чтоб жить на свете много лет,
Умей довольствоваться малым.

Сказали Оленю: «При виде врага
Всегда ты уходишь от драки.
Ведь ты же имеешь такие рога,
Каких не имеют собаки».

Олень отвечал: «Моя сила в ногах,
Иной я защиты не вижу,
Поскольку витают рога в облаках,
А ноги — к реальности ближе».

Ждал Воробей на ветке,
Когда созреют сливы.
Голодные нередко
Надеждою счастливы.

Но околел он прежде,
Чем подоспели сливы:
Счастливые надеждой
Порой нетерпеливы.

Училась Галка у Орла
Из стада красть баранов.
Она способная была,
Бралась за дело рьяно.

Хваталась цепко, но взлететь
Силенок не хватало…
Да, чтоб наукой овладеть,
Одной науки мало.

Сказал Верблюд Верблюду: «О-хо-хо!
И я, как ты, в былые дни когда-то
Носил одни лишь дыры и заплаты…
И знаешь, парень: было мне легко.

А вот теперь, когда пора настала,
Когда и мне как будто повезло,
Когда ношу я сундуки с металлом, —
Мне почему-то стало тяжело».

Тормошит Мышонок Мышь,
Вон из норки просится:
«На другого поглядишь —
Как с ним кошки носятся!»

Отвечает мать в сердцах:
«Глупая ты кроха!
Если носят на руках,
Значит, дело плохо».

Да, Лебедь рвется ввысь, и в этом есть резон.
И Щука в холодок стремится не напрасно.
Рак пятится назад: что сзади, знает он,
А что там впереди — ему пока не ясно.

А воз стоит. И простоит сто лет.
И о другой он жизни не мечтает.
Пока в товарищах согласья нет,
Ему ничто не угрожает.

Лев настигал Быка. Бык спрятался в пещере.
Поободрал бока, но жив по крайней мере.
Он думал переждать, но тут случились козы.
Пошли быка бодать — ну прямо смех и слезы.

Бык молча все сносил, не издавал ни звука.
Хоть не хватало сил терпеть такую муку,
Но он смирял свой гнев, бодать себя позволил:
Когда на воле Лев, спокойней жить в неволе.

Над гробницей плачет Обезьянка.
Обезьянке человека жалко.
А Лиса ей говорит: «Соседка,
Ты, никак, оплакиваешь предков?»
Обезьянка слезы утирает,
Обезьянка всхлипывает громко.
«Предки — что! — печально отвечает. —
Тяжелей оплакивать потомков…»

Трагическую маску нашла в траве Лисица
И проронила скорбно: «Какой позор и стыд!
Хозяин-то, наверно, с друзьями веселится,
Меж тем как под забором лицо его грустит.»