Феликс Кривин - Круги на песке

Он служил своей чистой и мирной науке,
Созерцая парящие в небе светила.
Не давал он науке оружия в руки,
Чтоб не стала наука нечистою силой.

И когда поднимался народ за свободу,
Он стоял в стороне, согласуясь с законом.
Не за эти ль заслуги в грядущие годы
Его имя присвоили фаустпатронам?

Эти годы прошли. И в далекие дали
Убегает истории пестрая лента,
Где стоит, затерявшийся в самом начале,
Доктор Фауст, впоследствии ставший легендой.

Кривая вывезет — это как дважды два,
Вывезет из стыда, из страха и закоснелости.
Кривая истории порою слишком крива,
Но она неизбежно ведет к современности.

Стучит,
Стучит,
Стучит
Калитка у Эразма.
Звучит,
Звучит,
Звучит
Одна и та же фраза, —
Уже не в первый раз
И всякий раз некстати:
«Впусти меня, Эразм,
Я Ульрих, твой приятель!»

Некстати этот друг,
Здесь дело пахнет риском.
Впусти его, а вдруг
Пожалуют паписты?
Вот будешь ты хорош!
Они шутить не любят.
И друга не спасешь
Тем, что тебя погубит.

Стучит,
Стучит,
Стучит
Калитка в старом доме.
Спешит,
Спешит,
Спешит
За Ульрихом погоня.
Видать, на этот раз
Его злодеи схватят.
Впусти его, Эразм,
Он Ульрих, твой приятель!

Но дружбы путь тернист,
И выдан был папистам
Великий гуманист
Великим гуманистом.
Смирил свой гордый дух
Мыслитель, тихо плача:
«Прости меня, мой друг!
Сейчас нельзя иначе!»

Обманчивы друзья,
А недруги — надежны.
Сейчас нельзя, нельзя!
Когда же будет можно?
Чтоб в этой жизни стать
Гуманным человеком,
Неужто нужно ждать
Семнадцатого века?

Стучит,
Стучит,
Стучит
Калитка — все напрасно.
Она надежный щит,
Когда вокруг опасно.
Глас жертвы — божий глас,
А жертва на пороге.
Как видно, ты, Эразм,
Совсем забыл о боге.

Эразм,
Эразм,
Эразм,
Какое вероломство!
Глас жертвы — божий глас,
Прости тебя, потомство!
Но время, как на грех,
Не делает нам скидки.
Уже который век
Стучит твоя калитка.

В вольном городе Нюрнберге десять базаров,
Двенадцать водопроводов, тринадцать бань.
В вольный город Нюрнберг купцы приезжают с товаром.
Продавай, что хочешь. А не хочешь — так покупай.
Кому вино! Кому сукно! Кому голландское кружево!
Но особенный спрос, постоянный спрос — на оружие.
Потому что еще не окончен бой
За прогресс. И — против прогресса.
И оружие Нюрнберга воюет между собой,
Защищая и эти, и те интересы.
В вольном городе Нюрнберге сто шестнадцать фонтанов
И одиннадцать — каменных, а не деревянных — мостов.
Вольный город Нюрнберг, по статистическим данным,
Выделяется среди других городов.
Мощеные улицы, черепичные кровли,
Художник Альбрехт Дюрер, поэт Ганс Сакс…
Но главные достижения, конечно, в торговле:
Среди говяжьих окороков, сапожных вакс —
Оружие.
Кому оружие?
Оружие!
Нюрнберг не воюет,
Он только тех, кто воюет, обслуживает.
Вокруг города двойная стена,
А на стене сто восемьдесят три башни.
Пускай война.
Ну и что с того, что война?
Мирному городу Нюрнбергу — не страшно!
У него свой, совсем не военный интерес,
Хоть и удовлетворяющий военные интересы…
Этот затянувшийся исторический процесс
Кончится Нюрнбергским процессом.

Когда на площадях сжигали мысли
И книги — те, что содержали их, —
Писатель, не нашедший в черных списках
Своих, увы, не запрещенных книг, —
Не вынеся такого унижения,
Писал властям: «Я требую сожжения!»
Печататься в такие времена,
Когда и Брехт, и Гейне вне закона?
Когда горят такие имена,
Как можно оставаться несожженным?

Так рассудил писатель Оскар Граф.
Как показало время, был он прав.