Александр Месропян - Возле войны

как суровую нитку в цыганскую вдеть иглу
завязать узелок и забыть на память о чём
что напишешь по запотевшему в ночь стеклу
то тебе и пойдёт на страшном суде в зачёт

и ещё золотистой смородины вкус и цвет
боярышника брусники не навсегда
как рассыпались раскатились ну нет так нет
а теперь отвернись я разденусь ну да так да

если тебе интересно
вчера утром не знаю во сколько было ещё темно
меня разбудила мысль о том что в доме
некуда гроб поставить

потом сон продолжился там
мне опять хотелось купить старый ламповый приёмник
знаешь такой деревянный с кошачьим зелёным глазом
и проигрывателем на 78 оборотов
следующий дом
едва различимый с улицы за бурьяном
занимали бомжи кажется
меня заметили только дети
выстроенные в ряд у стены мал мала меньше
старшая
девочка лет десяти
знала что говорить судя по взгляду знала всё
но пахло затхлой водою и смертью
и меня разбудила мысль о том
что в доме некуда гроб поставить

потом сон продолжился девочка
шевелила губами звук был выключен
а субтитры шли на иврите я не понимал
меня разбудила мысль
о том что в доме некуда будет гроб поставить

лежал на спине натянув одеяло до подбородка
и монетка под языком казалась
пока не зазвонил будильник
серебряною

скомканных слов звук разрываемой ткани когда
туман и в нём глубоко где-то там коровье бо́тало день-день-де́нь-был
в ночь на первое декабря дребезжит нам цинковая вода
издалека далека где снег неизбежен как дембель

где болит голова сядь с утра в запотевший трамвай
лбом уткнуться в стекло и закрыть свои карие очи там дальше
день-день прозвенит поворот налево ну всё давай
выспимся и забудем как не было ничего такого даже

стыдиться нечем нечего ни к чему
пустое брат в смысле боже кому ты нужен
по слогам как ра-бы-не-мы разбирая тьму
понимать понемногу затягивая потуже

рождённый родине победному колхозу
солдатской пайке правильной жене
терпенью воздуха где нервные стрекозы
где всё к дождю а мальчики к войне
а девочки к чему-нибудь другому
к чему-нибудь чем старше тем одна
рождённая всегда чужому дому
терпенью знать что мужняя жена

а ты спроси меня растерянной погоде
растраченной в полынь и медуницу
когда везут всю зиму на исходе
в последнюю районную больницу

неочевидный ненаглядный никакой
вчера был весь в крови что подорожник
я может быть прижмусь к тебе щекой
как сам себе начальник и мокрушник

я можно здесь останусь до утра
пока прогноз негромкий но нелётный
всё повторять пора уже пора
и дальше жить как сам себе последний

тянет осенним дымом до той межи сырой землёю
до глубины души поспешной до темноты

что-то болит вот в этот вот хрупкий воздух
пустых огородов думаю что не ты

думаю что никто что во поле пыльно
но тянет сырой землёю со дна недели

как сказал бы владимир владимирович
о сгинувших космонавтах беглых птицах
они улетели

как добавила бы фрёкен бок
обещали вернуться
и что-то болит в эти хрупкие дни безо всякого толку

опишите будьте добры характер боли

ждущая доктор ждущая долго-долго

собака молча пробегает
в ту сторону откуда сон
зима не пахнет как деньгами
приходит полный унисон

и кто кому потом докажет
что кто кому-то просто псих
зима приходит шьёт и вяжет
и замерзает малых сих

чуть-чуть Орфей
немного Эвридика

наше дело так же смешно и стыдно как
неудавшееся самоубийство
как помнишь тогда
она сама пришла к тебе а ты
ничего не понял
а потом
бежал за ней по тёмному глубокому переулку вверх
просил вернуться
глупо смешно

только представь себе
Эвридика бежит за Орфеем умоляя остаться
он бы тогда точно не оглянулся
она бы
ну она бы всё равно не выбралась

распахнута птица над бледной холодной весной
на той же странице что раньше того же апреля
но правда тогда это было не только со мной
к тому же тогда было дольше и пристальней время