Александр Афанасьев: Законы войны

Точка встречи была назначена у северного вокзала Карачи, теперь полупустого, рядом с Синдским правительственным госпиталем, переименованным в Собственный, Его Императорского Величества госпиталь имени Павла Второго Романова [1]. Место шумное, бойкое. Северный вокзал – теперь и вовсе очень опасное место: междугородных поездов больше нет, единственный номер поезда, который там ходит, – «циркулярный», который обслуживает кольцевую дорогу, проложенную англичанами в Карачи, когда она обозначала границы города, но теперь город шагнул намного дальше их. Еще одна дорога была на Гвадар, но по ней ходили только грузовые поезда. Русские военные инженеры уже вели, напрягаясь изо всех сил, две ветки тяжелой железной дороги из Захедана, через Кандагар, давая тем самым Афганистану первую железную дорогу в своей истории, но до ее завершения оставался как минимум год [2]. А пока северный вокзал, или, как его называли, «Северное депо», был довольно опасным местом, полным бродяг, грабителей и убийц…

Борецков нервничал, потому что это было его первое по-настоящему серьезное боевое задание. Как они это называли – задание «с глубинным погружением». Да, он не раз и не два участвовал в настоящих боевых вылетах, но это все было не то. Там ты садишься в вертолет и летишь, часто не зная куда. Потом вертолет зависает, командир отдает приказ – и ты через несколько минут оказываешься на крыше дома, который надо захватить и зачистить, или рядом с ним. И ты это делаешь – как тебя учили. Иногда к цели выдвигались на машине или на машинах, но всегда за рулем были старшие товарищи… и вообще – рядом кто-то всегда был. Эти операции занимали день, максимум два, ты делал дело и возвращался на базу. А тут он был предоставлен сам себе на несколько дней – как будто его выпихнули из самолета на большой высоте. И он должен сделать все правильно, если хочет, чтобы у него раскрылся парашют…

И еще – впервые за все время – он должен был работать «на обеспечении», то есть от его действий будет зависеть успех работы всей оперативной группы. Это было первое его «обеспечение» – и он нервничал. Хотя учил до потемнения в глазах и пушту, и дари, и урду, и хинди, и ходил на базар, чтобы прислушиваться, присматриваться к людям, делать покупки, торговаться. У него есть деньги, и контакты, и сотовый телефон, по которому можно позвонить, если будет совсем плохо. Но все равно он сильно нервничал, когда сходил по трапу в международном аэропорту Карачи…

Когда попадаешь на Восток – сразу понимаешь, что здесь другой мир, здесь не Россия. Нет никаких березок, нет раздольных полей, нет широченных рек – если реки здесь и есть, то они грязные, по ним плывут масляные пятна и трупы животных. Здесь низкие потолки в аэропорту и вообще какая-то скученность, здесь не любят простор, как в России, да и нет тут его, простора-то… Здесь полно людей, люди везде… они толкаются, они выглядят и пахнут совсем не так, как в России, и приходится принимать много усилий к тому, чтобы не воспринимать этих людей как опасность. Еще бросается в глаза то, что многие из этих людей в принципе ничем и не заняты. Лодырство – это вообще особая, восточная черта, здесь не принято к чему-то стремиться, что-то менять… здесь считают, что Аллах сам даст своим рабам то, что сочтет нужным. В бывшей Османской Империи потребовалось три поколения для того, чтобы арабы стали думать как русские. Здесь… здесь вообще ничего не известно.

Мрак.

Багаж медленно выползал на резиновой ленте транспортера из багажного отделения, люди хватали его. Надо было не зевать – тут же ошивались и воры. Сашка дал одному короткий тычок под ребра, чуть ли не из рук у него выхватил свою сумку. Совсем охренели, прямо на ходу подметки рвут…