Владимир Смоленский: Собрание Стихотворений

Гудит равнодушно мотор,
В глаза ему смотрит в упор
Полковник — опора державе.
О жалованье и о славе
Ему говорит он, и вот,
Садится в кабинку пилот,
Садится неловко и робко,
Направо удобная кнопка,
Налево стоит за плечом
Архангел с подъятым мечом.

Неясно ему самому,
Куда он, сквозь ветер и тьму,
Летит и кого убивает,
Но кнопку он всё ж нажимает,
И сразу — точна и легка,
Срывается бомба с крючка
И мчится, летать не умея,
Быстрее, быстрее, быстрее
На землю, чтоб там наконец
Взорваться средь душ и сердец.

Как просто стать в мире героем.
Опасно немного — но втрое
Заплатят тебе за опасность.
Какая невинность и ясность
В злодействе, как просто рука
Срывает погибель с крючка.
И если, подбитый снарядом,
Не рухнет он с бомбою рядом,
Герой покупает домишко,
Жена у него и детишки…

А баба картошку копала,
Когда эта бомба упала.

Он над разорванною тучей
Сияет в золоте лучей,
И равнодушный и могучий,
Над миром страха и страстей.

И мудрое его молчанье,
И голубая белизна,
Как вечное напоминанье
О том, что только вышина

И чистота бессмертны в мире
Все остальное мгла и дым,
Как туча эта, что всё шире,
Всё тяжелей ползёт под ним.

Возникнет звук печальный и неясный,
Умолкнет вдруг и снова зазвучит,
И остановится на улице пиит,
Прислушиваясь к музыке ужасной
И сладостной… И вот запела мгла,
Он музыке небесной подпевает —
А смерть уже летит из-за угла,
Автомобиль со стоном налетает.

Бывают, конечно, попы,
Епископы тоже бывали,
Что не видели узкой тропы,
Уводящей в небесные дали
Серафимовские стопы…
Разные есть попы…

Бывают архиереи,
И даже митрополиты,
Что в кадильной прелести рея,
Над юдолью, слезами политой,
Гордятся, в мантиях прея…
Разные архиереи…

И патриархи бывали,
Бывали римские папы,
Что к власти тянули лапы,
Многих святых унижали…
Да простит им Господь, косолапым!
Разные папы бывали…

Но, всё-таки, люди эти
Иного хотели счастья,
И они — сквозь грехи столетий —
До меня донесли Причастье.

Может быть, Его ты встретил,
Но увидев — не заметил.

Видел — нищий шляпу тянет,
Жалостно, с надеждой взглянет.

Бросить грош или не бросить?
Пьяница, бездельник просит!

Бросил — и пошёл спокойный,
Уважаемый, достойный…

Бедный раб, ехидной крови!
Сквозь земную мглу и гул

Не увидел ты сокровищ,
Что тебе Он протянул.

Надо оставить гордыню, свободу, надежды,
Надо уйти в глубину беспросветную ночи,
Надо до дыр, до лохмотьев сгноить дорогие одежды,
Надо проплакать до крови бессонные очи.

Надо, чтоб в вере сгорело ненужное знанье,
Закалённое сердце чтоб стало подобное стали,
Надо всё это, чтоб плоть превратилась в сиянье,
Чтобы лохмотья небесною ризою стали.

Из дремучих лесов, из древней Руси —
Иисусе Сладчайший спаси! —
Из зыбучего морока финских болот,
Где антихрист поставил оплот,
Из горящих и Богом любимых скитов,
Аввакумовских райских садов,
Из-под диких ударов безумья и зла
Ты, святая, ко мне подошла.

За Тобою египетских знойных пустынь
Раскалённая, мутная синь,
За Тобою российские лютые льды,
На которых Христовы следы,
За Тобою распятье, крещенье, лучи
И монголов кривые мечи,
За Тобою, в полярных ветрах, Соловки,
Ледяные подвалы чеки.

От Тебя отступилась небесная рать.
Но мне сладко с Тобой умирать.

Преклонись пред безмерным страданьем,
Перед страшною тайной любви —
Вот Жених, что пришел на свиданье,
Почивает в цветах и крови.

Преклонись пред святой Плащаницей
И заплачь, и в мерцанье огней
Ты увидишь — Архангел, как птица,
С криком жалобным вьётся над ней.

Осталось немного — миражи в прозрачной пустыне,
Далёкие звёзды и несколько тоненьких книг,
Осталась мечта, что тоской называется ныне,
Остался до смерти короткий и призрачный миг.