Леонид Латынин - Праздный дневник

Мир состоит из тишины,
Из листьев, тени и прохлады,
Но в жизни верховодят сны
Да бесноватые менады.

Ведь все равно и свет, и тьма
Единородны в Божьей воле.
И призрак «горя от ума»
Давно оставил мир юдоли.

Рваная ночь в лоскуты,
Утро тревоги длит.
Что же оставила ты
Меня одного, Лилит?

Сменяют друг друга сны.
Коротки и чудны.
Мы же твои сыны
После родной страны.

Смажь неземной пейзаж
И замени другим,
Пусть это будет наш
Отечества штатный дым.

С тусклым светом Стожар,
И криком не певчих птиц,
И гомоном будничных свар
В одной из живых столиц.

И стихнет, наверно, боль,
И страхи сгорят дотла.
И эта моя юдоль
Станет опять светла.

Смена коротких снов,
Яви в ответ череда.
Словно как пара слов —
Нет, и зеркально – да.

Это как быть – и не быть.
Это как здесь и – там,
Это как землю рыть
К медленным облакам.

Где-то стучит состав,
Рядом дорог гудки,
Я принимаю устав,
Нежности вопреки —

Жить, как фонарный столб,
Греть, как немая печь,
Жизнь от исхода чтоб
Все-таки уберечь.

Не принимая примет,
Не подымая век,
Здесь, между да и нет,
Бешено быть век.

Передышка, остановка,
Незатейливый привал.
Может, Рим, или Каховка,
Или Витебский вокзал.

Посижу в тени и лени,
В церковь местную зайду.
Встану в угол на колени
Возле грешников в аду.

Посочувствую немного,
За несчастных помолюсь.
И с надеждой, Слава Богу,
В мир оставленный вернусь.

Сяду в поезд, в сердце – вера.
Быт привычный и земной.
Ну а те костры и сера
Где-то тают за спиной.

У меня в саду береза,
А под ней в саду трава,
И еще большая роза
В пышной фазе естества.

Вот придет зима и скажет —
Что за мусор во дворе.
И ковер метели ляжет
В надлежащем декабре.

А в дому – тепло и сухо
И в метели и дожди,
Не стучит сюда разруха,
Не витийствуют вожди.

Здесь закон всегда на страже,
Прост и легок, как стихи, —
Если ты виновен даже,
Здесь отпустят все грехи.

В Кейсарии, на стадионе, сидя
в императорской ложе,
Иосиф Флавий наблюдал,
как плененные защитники
Храма убивали друг друга.

Бедный Флавий, служа отчизне,
Проклинаемый ею стократ,
На твоей бесконечной тризне
Что за страсти века кипят?

Не прощаемо и любимо,
Ты живешь, неземной солдат,
Добровольный невольник Рима,
Оказавшийся Римом над.

Да и нет – не имут ответа,
Под ногами тверда вода.
До другого берега Леты
Не дойти тебе никогда.

Светлане Ивановой
Вяч. Вс. Иванову

В Галилее пахнет мятой,
Пахнет диким чабрецом,
На молекулы разъятым
Царским праведным венцом.

От жары пожухли травы,
Воздух медленен и густ.
Вы, мой друг, сегодня правы,
Этот вечер златоуст.

Над горой, вдали плывущей
Сизым облаком литым,
Над священной в дымке кущей
И над солнцем молодым

Чья-то песня еле-еле
Полу-видимо слышна.
И дрожит на самом деле
Ветка ивы, как струна.

Неуправно и свободно
Жизнь беспечная течет,
Безмятежно, первородно.
Всякий нечет в оной чет.

Что с того, что боль на боли,
Что с того, что тяжело.
В онемеченном монголе
Что ни слово, то крыло.

Над водой белеет парус.
Под водой в каменьях дно.
Ну а ты себе Икарус,
Без привычных в мире но.

И скользит над бездной тело,
Любопытствуя, паря.
Раз в начале было дело —
Слово выдумали зря.

Предупреждение, наказание,
Искупление или что,
Или что не имеет названия
В эту жизнь наугад пролито?

Что за магма, металл расплавленный,
Что за воздух, огня горячей,
Это мир, мне как чудо явленный,
Только мой и больше ничей.