Леонид Латынин - Праздный дневник

А вчера – лишь ветер, стужа да жара.
Под открытым небом – нежилой ночлег.
Хорошо, что было это все вчера.
А сегодня – гости, за окошком – снег.

По краю железного быта,
В надежной подвижной броне,
Живу одиноко и сыто
В подробном и медленном сне.

Но стоит прерваться миражу,
И быт беззащитности вдруг
Вступает, как воин на стражу,
И весь занимает досуг.

Мою сокрушая свободу,
Он страждет и жалить, и сечь,
Заставив живую природу
Законом святым пренебречь.

И снова бегу я на волю,
В священную видимость ту,
Где я забываю недолю
В железном и сытом быту.

Утро вечера не проще,
А сложнее и больней,
Как печально свищет в роще
Незнакомый соловей.

Все, что с вечера томило,
Поутру томит стократ,
Никуда оно не сплыло.
Виноват, не виноват.

Шаг налево, шаг направо —
Тяжелы наперебой.
Где кончается забава,
Там и жизнь, само собой.

Черепаха ползет по паркету.
Еле-еле, но только вперед,
Нас Господь призывает к ответу,
В свой, не свой, но какой-то черед.

А за окнами – знойное лето
И крикливые птиц голоса,
А под окнами плещется Лета.
И над розами – божья роса.

Выйду вон, опущу свои ноги
В ток тяжелой текущей воды.
Что мы сделали в общем итоге,
И полезны ли наши труды?

Впрочем, это ли главная мера
На весах и судьбы, и судеб.
Все решает не польза, а вера
И насущный заслуженный хлеб.

Я заглянул удачно в ад
И быстро вышел вон.
Какой там нынче аккурат,
И как он оснащен.

Котла с компьютером тандем,
И пульт компактный впрок.
Лишь там, где выход был в Эдем,
Висит дверной замок.

Там сера булькает, ее
Приятен аромат,
Но остальное бытие,
Как тыщи лет назад.

За мной захлопнул кто-то дверь,
И смолкли крик и стон.
Но беспокоен стал теперь
Любой мой здешний сон.

Едва опустит вечер тьму,
Погаснут фонари.
Так больно телу и уму,
Как будто я – внутри.

Подари мне передышку,
Сон глубокий подари,
И закрой потуже книжку
И снаружи, и внутри.

Покажи во сне мне горы,
Рай с любимой в шалаше,
Без уловок разговоры
И снаружи, и в душе.

Или нет, плесни немного
В кружку медную вина.
И верни мне веру в Бога
Вместо праведного сна.

Народ отходит медленно от сна,
И это пробуждение заметно:
Событие сие не беспредметно,
Растеряна огромная страна.

Рассеян и разъят по весям люд,
Куски земель разбросаны по свету,
И виноватых не было и нету,
Не любят сильных, ну а слабых – бьют.

О, как страна восторженно спала,
Во сне главенствуя в нерукотворной силе.
Ну а теперь – совсем проснешься – или
Как сор смахнут ладонью со стола?

Умываюсь в речке Лете
И сижу на берегу.
Хорошо живу на свете,
Жизнь живую берегу.

В речке – рыба, в речке – мели
На окраине Москвы.
Неужели в самом деле
Здесь – живой, а там – увы.

Перешел, не оглянулся,
Все забыл, что раньше знал.
Здесь заснул, а там проснулся.
Стал велик, где числен мал.

Птица клюв о древо точит,
Смотрит сверху на меня.
И идет пугливо кочет,
Гребень набок наклоня.

Потаскушка у Катулла,
У Хань-Юя – Бог и дух.
У меня в саду два стула
И опять огонь потух.

Темнота, застыли липы,
Ветви, что-то бормоча,
Как скаженные прилипли
К коже правого плеча.

Где-то плачется кукушка,
Лай лисицы молодой,
А в руках пивная кружка
С газированной водой.

И такая в сердце вера,
Что привстань – и ты взлетишь…
Но всему присуща мера
На краю отвесных крыш.

Окно задернуто стеной,
И пальма жалкая застыла.
Опять жара сменяет зной,
И снова зной заходит с тыла.

Кипят размеренно мозги,
Душа сняла с себя одежды.
И птица вьет свои круги,
Оставив не лететь надежды.

Гомер, как рукопись в огне,
Свернулся в пепел неразумный.
И все смиряется во мне
С насущной мыслию безумной —