Леонид Латынин - Праздный дневник

И, сей железный занавес узрев,
Под пальцами неторопливых прях,
Проступит наконец двуглавый лев
С орлом двуглавым в стиснутых когтях.

Там, на воле, только тени,
Только шорохи и тьма.
Встану молча на колени
И опять сойду с ума.

Тьма во тьме, жива и рьяна,
Плачет, булькает, зовет.
Может, Боже, это рано.
Может, все наоборот.

Морда Бреста, хвост Камчатки,
Между ними – пустота.
Как размеры жизни кратки
Мерой Божьего перста.

Валок век, и не растрачен
Веры спутанный клубок.
Бог опять суров и мрачен
И пронзительно далек.

В двух руках – обломок света.
В двух глазах – зима и снег.
А вокруг – пространство лета
И замерзший человек.

Смерть ушла из обихода.
Жизнь исчезла до конца.
Стал я вроде парохода
Без привычек и лица.

Мерно трудятся машины,
Все известно До и От.
Жизнь проплыв до середины,
Плыть могу наоборот.

Все расчерчены маршруты,
Направление – река.
Так же коротки минуты,
Как прошедшие века.

Берега лежат отлоги,
Мирно движутся стада.
Время делится в итоге
На «когда» и «никогда».

Ты в зеленом сарафане
На нескошенном лугу
Только грезишься в тумане
На нездешнем берегу.

Только лодка у причала.
Только смутная вода.
Без конца и без начала
Жизни-смерти череда.

Жизнь одна прошла убого,
Жизнь другая на дворе.
Что-то стало меньше Бога
В наступающей поре.

Изживается аскеза,
Незатейливо греша…
Из обычного пореза
Праздно вытекла душа.

Бойко бедная эпоха
От свобод изнемогла,
И венчает скомороха
Вновь на царские дела.

Ничего себе забава
В царстве выцветших идей…
Равно слева или справа
Звери в образе людей.

Есть исчерпанность сюжета —
Продолженья тьмою света.

Штатной смертью – жизни грешной,
Однобокой и успешной.

Превращенья в то, что стало
Монотонно и устало.

Хорошо, что смерти сроки
Не длинней живой мороки,

И опять в земное тело,
Словно солнце, то, что село,

Мы вернемся, право слово,
Чтобы жизнь продолжить снова.
Так же вкривь и бестолково.

Слякоть, грязь, дожди, простуда,
На душе легко.
На столе стоит посуда,
В ней – «Мадам Клико».

На дворе горит рябина
Золотом огня.
Жизни праздной половина
Брезжит у меня.

Желты грозди винограда,
Рядом ветхий том,
За грехи мои награда —
Этот поздний дом.

На окне свернулась кошка,
Чуть болит плечо.
И вселенная в окошко
Дышит горячо.

Ветер выдует на флейте
То или не то,
Вы нисколько не жалейте
Рыжее пальто.

Не жалейте о потере,
Покидая дно,
Ибо каждому по вере
Будет вам дано.

Междометие в полвздоха.
Может быть, и вздох,
Мы – последняя эпоха
Среди всех эпох.

Остальных ничуть не хуже,
Что уже прошли,
Привяжите крылья туже
На краю земли.

Флейта, выдохнув, допела
То или не то.
Следом в вечность полетело
Рыжее пальто.

Никого не узнал на последней невстрече.
Никому не сказал наугад неслова.
И сквозь пальцы текли незнакомые речи,
И болела моя-немоя голова.

И мелькали навзрыд ридикюли и банты,
И кружились, едва задевая меня.
И свисали с плеча тяжело аксельбанты,
Несеребряным звоном устало звеня.

Я рассыпал у «Праги» невольно монеты.
И, ступая по ним, я вошел в полутьму.
В этот гомон живой не моей оперетты,
Незнаком, наконец, на земле никому.

А за окнами – кони, кареты, машины,
Пешеходы, свирели, труба, синема,
И домов островерхих лепные вершины
Всё сводили меня монотонно с ума.

Что я делал, скажите, в бессмысленном веке,
Одолев, торопясь, не бессмысленный путь…
Поднимите мне, нелюди, красные веки,
Чтобы в душу свою, наконец, заглянуть.

В этой новой реальности лихо,
Не чернее, чем было всегда.
Как на свете разбуженном тихо,
Где от сна не осталось следа.