Леонид Латынин - Праздный дневник

И потом, к финалу ближе,
Может, вспомню: хоть умри,
Был в женеве и париже
Инородцем, как в твери.

Небес отверстых половина
Легла на камни вдалеке.
Еще дымится пуповина,
Отражена в земной реке.

Но пробил час чумы и страха,
Кнута и пряника уже,
Еще смирительней рубаха
Летит на пятом этаже.

Она зовет себе и плачет,
Она смеется и поет,
Как будто день прошедший начат,
Не прожитый от «до» до «от».

И я вослед с надеждой тати,
Следя за взмахом рукава,
Летаю рядом на кровати,
В окно не вылетев едва.

Судьба озвучилась не сразу,
Случившись прежде, чем прийти,
Не вслух промямлив полуфразу
С восьми до полудевяти.

И, развалясь в углу дивана,
На ногу ногу положа,
Шутя позволила ивану
Питаться яблоком с ножа.

И в полудреме выпив пива,
Она уснула до утра —
Судьба, увы, была ленива,
Слаба, доверчива, стара, —

Пока не выглянуло что-то,
Стекло рассветом осеня,
И началась ее забота,
Как будто не было меня.

К. Прошутинской
А. Малкину

На полу – правее чурки, мирно спящей с перепою,
На полу – левее входа на небесные полати,
Он поет внутри пространства с той тоскою неземною,
Что известна только волку, но крылатому некстати.

В промежутке меж столетий, между рыбою и хреном,
Между сном и вспышкой блица, между музыкой и страхом,
В этом времени коротком, в этом времени мгновенном,
Что кончается когда-то – воскрешением и прахом.

В этом времени просторном, где в бассейне дремлют куры,
В парнике в сугробе белом запеленатые розы,
Где летают в полушубках посиневшие амуры,
Несмотря на все метели, несмотря на все морозы.

И легко нелепый лепет с хрипотцою небольшою,
Как дымок от сигареты, потечет в миры иные,
Где мы вместе жили тесно, вразнобой дыша душою,
Согревая музыкантов пальцы в кольцах ледяные.

Ни на шаг не ближе света, поздней ночью в воскресенье,
Ни на шаг не ближе солнца к моему кривому дому,
Возле церкви у Никитских, бедной церкви Вознесенья,
Примыкающей проездом и к Гоморре, и к Содому.

Не построив – не разрушишь, не разрушив – не построишь,
Тяп да ляп, кривые доски, долото, шипы, зубило.
Что ты, тварь земная, хочешь, что ты, тварь живая, стоишь,
Отчего так душу трезву зазнобила, зазнобила?

Тварь, товар, Творец Небесный, Тора, трубы, холод местный.
Где тебя, трепло, носило, где тебя, скажи, мотало? —
Вид твой тусклый, взгляд твой жалкий, мелкий, тесный,
Неизвестный, неуместный, пасть удава, в пасти жало.

На, возьми, что хочешь, с лету, заглоти с лихвой и гаком,
Удави своей удавкой, что скоромностью прикрыла.
Я помечен был когда-то непонятным людям знаком,
Посему не мог не ползать, где положено бескрыло.

И еще – не мучай долго, жизнь и так полна надежды,
Под Содомом плещет Волга, стынет берег одиноко,
Обещай любить не больно, закрывая дланью вежды,
Занавесивши подолом мне недреманное око.

Пришла судьба и села,
Сказала чуть дыша:
– Любимый мой, несмело
Устроена душа,

Запутанно немного,
Распутаннее чуть,
Чем путь от нас до Бога
И дальше даже путь.

Пришла судьба, спросила,
К восходу наклонясь:
– Где Вас с утра носило,
Мой нареченный князь?

Едва я Вас застала,
Когда спустилась тьма,
Но этого мне мало,
Чтобы сойти с ума.

Придется потрудиться
И время наверстать,
Я бабочка, не птица,
Хотя могу летать.

Пришла судьба с дороги,
Убога и стара.
И все-таки, в итоге,
Когда пришла пора.

Благодарю вас за «люблю»
В начале января,
За то, что жизнь свою продлю
Вне стен календаря.

Благодарю вас, как могу,
Неловко и всерьез
За эти руки на бегу
У ледяных берез.

Благодарю, когда войду
В открытый настежь крик
И в этом медленном аду
Засну с тобой на миг.

За тайный жар и там на дне
Нетронутую плоть,
Благодарю, что Ты ко мне
Так милосерд, Господь.

Еще за то, что, выжить чтоб,
Поверив и в игру,
Я буду пить ее взахлеб,
Покуда не умру.