Сергей Соколкин - Соколиная книга

Я ведь помню тебя не миленькой
недотрогою в белом шарфе,
не женою в квартире маленькой,
где полы до смешного шатки.
Не вышептываюшей губами,
когда голос любви иссяк,
а разбитою женщиной,
с волосами,
нервно собранными в кулак.

Отдираю тебя…
Легче кожу! —
слишком присох к тебе.
Впрочем,
ты, наверно, несчастна тоже,
раз звонишь в середине ночи.

Давит плечи чугун утраты!
Только разве словами сказать?!
Больно.
В сердце моем распяты
любимой плачущие глаза.

Лед на губах. В глазах.
Во все углы
вмерз лед. Чтоб не упасть – ни шагу.
Ты вышла из любви, как из игры
выходят иногда,
забросив шайбу.

Сегодня праздник льда в моей судьбе.
Проиграна любовь,
ты взмыла круто.
А я еще остался в ней сидеть,
словно наказанный на две минуты…

Сегодня я понял, что тебя я люблю.
Это было как молния,
режущая ночами.
Словно ты падаешь, а я ловлю…
Но этого не было.
И мы молчали.

А было то, что, в халате стоя,
ты как будто от холода сжалась.
Я ж свои поцелуи глотал запоем,
чтоб, не дай бог,
тебе не досталось.

И как сам я себе изменял,
до сих пор еще поражаюсь,
но хлестала она меня —
босоногая эта жалость.

Может, это бы и забылось,
но уж так повелось меж людьми:
каждый!
хочет!
любви!
ненавидя в любви слово «милость».

Но входит оно любящей свекровью,
не давая побыть вдвоем.
И то, что в себе мы зовем любовью,
мы жестокостью в других зовем.
Ну а может быть, все и не так было,
не с такой уж щемящей тоской.
Только долго меня словами знобило:
«А я думала, ты не такой…»

А снилось,
ты падаешь,
а я – ловлю.
Или вместе с обрыва срываемся…
Сегодня я понял,
что тебя я люблю.
Сегодня я понял,
что мы прощаемся.

Я знал, что больше женщин не увижу,
когда вошел на миг в глаза твои.
И сон пришел —
глухой и неподвижный,
когда за мной захлопнулись они.

Я жил тобой,
вместить пытаясь в строки
случайный поцелуй, связавший нас.
И не искал,
от счастья одинокий,
я выхода из этих долгих глаз.

Но я не знал,
как гибельны подушки
для чувства, что насущным хлебом стало.
Лишь наше сердце билось в наши души.
Я вскакивал,
а ты во сне стонала…

Проснись скорей —
мы будущее губим!
Верни меня.
Я в память ухожу.
Ведь я же на лице своем не губы,
а тот – потрескавшийся
поцелуй ношу.

Забыт я,
но, словно окалину,
меня нельзя стереть рукой.
Пусть даже я умру когда-нибудь —
такой – до одури живой.

Пусть солнце сгинет в серой вечности —
для всех моя любовь взойдет!
Лишь если вымрет человечество,
она от голода умрет.

Пока ж – аз есмь!
Имею тело.
И там тебя боготворю.
Хотя какое, впрочем, дело
тебе,
что я еще люблю?!

Гуляй с моими недрузьями.
Там, как и ты,
такие есть,
что, вылюбившись,
лечат память,
как неприличную болезнь.
Но ты, кто мною меж другими
любимой будешь,
как никто…
Ты все же вспомнишь мое имя,
хотя б —
как грустный анекдот…

Снова эта весна налетела нежданно…
Неосознанных чувств разноцветная гамма…
И я снова бегу к тебе улицей детства.
И я вижу, я вижу глаза твои, мама…

И вот так год от года.
Из недр зимовьих
в атакующей лаве безумных и смелых
наступают деревья – в буденновках новых,
а зима отступает колоннами белых.

Молодеет природа, и мы молодеем,
ветер чуда гуляет по сонным аллеям.
Снова мысли стучат – не дождутся решенья.
Вот опять из весны мне пришла телеграмма.
Меня ждут мои взлеты,
открытья,
свершенья.
Я в весну побежал.
Ты прости меня, мама.

Вдруг сдавило в груди,
словно после ухода
любимой к другому – в конце романа…
…С каждой весной
все моложе природа,
с каждой весной
все белей моя мама.

…Кроме того, при этом сберегаются
леса нашей Родины, чистота ее рек,
озер, воздушного пространства…
ВТОРМА

Фантазии природы
не хватает
посреднику
меж ней и интеллектом.
Рассыпалась по крышам глуховато
и разложила небо в мокрый спектр.