Сергей Соколкин - Соколиная книга

Но лишь одно я знаю и имею —
и тем живу, не смея всё забыть:
что ты уже была – навек моею
и только смерть нас сможет разлучить…

Звезда прожгла лукавым взглядом стену.
Я здесь один, ты где-то там в ночи.
И что это, любовь или измена,
одна ты знаешь. Знаешь и молчишь…

Я без тебя не пропадаю,
и о разрыве не жалею,
и из окна не вылетаю,
как птица крыльями не вею.

Я не болею, не бледнею,
не загниваю и не таю,
я даже, в общем, не старею…
А лишь,
как мамонт, вымираю.

Жена-любовница, давай начнем сначала,
не раздувай огонь вражды в крови.
В раскосе глаз твоих спокойно-величавых
парит орлица вдумчивой любви.

Свистит ли ветер, град идет с дождями,
твердь неба молнии ломают в бездне лет,
парит орлица, мощными кругами
равняя звезды, солнце, ночь и свет.

Парит орлица. Там внизу – кишенье.
И воронье накаркало беду.
Будь выше всех. Прости, будь совершенна.
Сбрось в пропасть со скалы змею-вражду.

Жена-любимая, смотри, проходит лето.
Сердца болят, готовятся к зиме…

Парит орлица.
С птичьего полета
я с каждым мигом —
меньше, меньше, ме…

Сказал в запале – резано и круто.
Обидел, аж волной пошли круги…

Метнула взгляд пронзительный —
как будто
сорвался сокол
с вскинутой руки.

Захохотала жутко и нелепо,
в зрачках сверкнули рысьи огоньки.
И треснул мир, как дом, —
как будто не был…
И рухнул в бездну горя и тоски.

Жизнь кончилась. Глухи слова отныне.
Кричит обида-дева даже днем.
Любовь забилась в щель.
Одна гордыня
сжигает души адовым огнем.

И каждый прав – на том и этом свете,
готов ввязаться в настоящий бой…

Родная, спи, родная, спи —
ведь это
все не про нас,
все не про нас с тобой…

жене

Твои губы во тьме различаю…
Но во мраке венчальной свечи —
на земле не тебя я встречаю,
а твое отраженье в ночи.

Поразбросаны лучшие годы
сзади, сбоку – и нет им числа…
Что тебе, неземная, угодно,
чтоб – не только во сне – ты была?

Приходи, – желтый волос по ветру,
так похожа лицом на жену…
Разнесем весть по белому свету,
а о чем – сам пока не пойму…

Будем жить мы с тобой в рукавице,
в той, что в сказке лежала века.
Одинок я,
как пение птицы,
и свободен, как мысль дурака…

Я бегу против стрелки часов,
против хода вращенья земли.
Чтобы вырвать из бездны веков
душу той,
что мерцает вдали…

Она светит со дна,
как звезда,
отраженная черной водой.
– Между нами беда-лебеда,
не сдавайся, останься со мной!

Сколько было растрачено слов!
Память гонит нас сквозь решето.
Если мы позабудем любовь,
на земле нас не вспомнит никто.

Длинный посох достанется мне,
помело с рукоятью тебе.
И узнать нас не сможет во тьме
наша дочка —
сама по себе…

Я пью за продолженье листопада!
И чокаюсь с бокалом пустоты.
Еще пока мне ничего не надо,
еще пока я с памятью на ты.

Еще пока твои целую груди,
горю в твоем дыхании – дотла…
Еще пока про нас забыли люди,
еще кровать для наших снов мала.

Еще пока не знаю я, что счастлив,
не знаешь, что несчастна ты еще…
И сердце бьется только на две части,
еще грехи – тебе и мне – не в счет.

Еще пока на сне не ставишь точку.
И я на тестя непохож – точь-в-точь.
Еще пока мы не родили дочку,
любимую
единственную дочь…

Становлюсь безудержно покорным
с милой, что повенчан я в веках,
по годам —
почти уже покойник,
по любви – пока еще никак…

И за что в любви такая сила
и метельной нежности размах?!
Все сносила и переносила
на своих мистических крылах.

Но не чуют у красивых – душу.
Так и я —
как ветер злой в ночи,
что вначале должен дом разрушить,
чтоб увидеть свет огня в печи…

Видел,
где твои проходят ножки, —
шеи в штопор крутятся,
а там,
словно пробки,
сносит дурьи бошки,
отрывая их ко всем чертям.
Одурманены твоей походкой —
ветреной,
а может, ветровой, —
пол-России пьет запоем водку,
пол —
с ножами носится за мной…