О, как больно ему на кресте!
Как горька у народа утрата!
А гвоздики —
Как кровь на Христе,
Вновь и вновь на Голгофе распятом.
Холодных рук твоих мне не согреть,
Сомкнутых век не разомкнуть слезой.
Мне суждено в горниле мук гореть
И за тобой — опасною стезей…
Никто, никто на целом белом свете
С тобой, живым, не встанет наравне.
Мне наяву тебя уже не встретить,
Но, к счастью, ты являешься во сне.
И происходит то, что быть могло —
Мы говорим и взглядом, и словами —
Когда б тебя в могилу ни свело
Твоей души неистовое пламя.
Пусть на твою могилу упадут
Мои стихи, пронизанные болью, —
Последний твой, неласковый приют,
Последний миг прощания с любовью.
Колени преклоню и лбом холодным
Коснусь цветов, пылающих в жару.
И здесь — в земле —
Не будешь ты свободным
От чувств моих, пока и я умру.
Три стихотворения о любви
Отпеваю я тебя стихами
И живу твоею я судьбой.
Может, чувств негаснущее пламя
И меня отправит за тобой?
Никому от века не мечталось
Так любить,
Как мертвого люблю.
Для живых и пепла не осталось…
Я об этом, правда, не скорблю.
Только ты —
В моих печальных взорах.
За назойливые чувства не взыщи!
Не дано мне знать, как скоро
Встреча нам в кладбищенской тиши.
Я ныне — твоя — и присно.
Все строки мои — к тебе.
Твоя нескончаемо тризна
Вершится в моей судьбе.
На каждую песню твою
Моя из рыданий готова.
Ужели напрасно молю:
— Давай перемолвимся словом?
Ужели? Так, знать, суждено
Шептать до скончания века
Мне имя — из тысяч одно —
Любимого мной человека.
Мне влюбиться в кого-нибудь,
Что ли?
Чтоб огонь мою душу спалил,
Чтоб она отреклась поневоле
От кладбищ, от крестов, от могил.
Чтоб мне память лгала
Об ушедших:
Хорошо на том свете — во мгле,
И там нету Домов сумасшедших,
Которых полно на земле.
Но в душе только ты —
Как свеча.
И никто ее свет не потушит.
Черным вороном шаль на плечах,
И рыданья опять меня душат.
«А запеть-то хочется, лишь бы не мешали,
хоть бы раз про главное, хоть бы раз — и то!
И кричал со всхрипом я — люди не дышали,
И никто не морщился, право же, никто…»
Три года прошло, а ты
Живее живущих на свете.
Твой голос — лекарство от глухоты,
Для тех, кто нуждается в этом.
Других бы сбивал он,
Как нечисть, с ног —
Немало их,
Взгляды бросают косые
Туда, где почила —
На долгий ли срок? —
Отважная совесть России.
Но больше таких скорбящих
Вокруг,
Что будто взывают:
— Владимир, ты нужен!
Опять заколдованный кем-то круг
Вокруг наших душ так сужен.
Вокруг наших слов —
До немоты! —
Тот круг заколдованный сужен.
Владимир, восстань!
В мир плесни чистоты!
Ты мне, и другим ты неистово нужен!
«Те, кто жив, затаились на том берегу…»
«— Что могу я один? Ничего не могу…»
Но ты мог!
Ты такое высказывал вслух!
Чашу с правдою ты
Расплескал на бегу —
В нас вселился бунтарский дух.
Издавна бунтари на народ выносили
Все, что души и совесть их жгло.
В песнях, в сказках ли…
Помнит Россия,
Как они воевали со Злом.
Сколько их, бунтарей-одиночек,
Преждевременно в землю легло.
За высокое мужество мыслей и строчек
Смерть над ними так рано вздымала крыло.
И петля или пуля усмиряли их кровь,
Ненасытную жажду любви и добра.
Им теперь все равно, что людская любовь
Полыхает над ними, как пламя костра.
Люди в скорби стоят — а метели метут, —
У могилы еще одного бунтаря.
Год четвертый идет, а к тебе все идут,
Словно к собственным душам тропинки торя.
«Я вышел в дверь!
С тех пор в себе я сомневаюсь…»
Четыре года,
Как четыре стона,
У ног твоих бездыханно легли.
Четыре года
Дух твой вне закона
Живет.
Его пока менты не замели.
Не променял душевную тревогу
Ты на смиренный,
Благостный покой.
И правде лишь —
Единственному богу,
Служил
Из нерва сделанной строкой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу