Уильям Блейк - Бракосочетание Рая и Ада. Избранные стихотворения и поэмы

Дрогнули стены темниц, и из трещин
послышались пробные кличи.
Смолкли. Послышался смех. Смолк и он.
Начал свет полыхать возле башен.
Ибо плебеи уже собрались в Зале Наций: горючие
искры
С факела солнца в пустыню несут красоты
животворное пламя,
В город мятущийся. Отблески ловят младенцы
и плакать кончают
На материнской, с Землей самой схожей, груди.
И повсюду в Париже
Прежние стоны стихают. Ведь мысль о Собранье
несчастным довлеет,
Чтобы изгнать прочь из дум, с улиц прочь роковые
кошмары Былого.

Но под тяжелой завесой скрыт Лувр: и коварный
Король, и клевреты;
Древние страхи властителей входят сюда,
и толпятся, и плачут.
В час, когда громом тревожит гробы, Королей
всей земли лихорадит.
К туче воззвала страна — алчет воли, — и цепи
тройные ниспали.
К туче воззвала страна — алчет воли, — тьма
древняя бродит по Лувру,
Словно во дни разорений, проигранных битв
и позора, толпятся
Жирные тени, отчаяньем смытые дюны, вокруг
государя;
Страх отпечатан железом на лицах, отдавлены
мрамором руки,
В пламени красного гнева и в недоумении тяжком
безмолвны.

Вспыхнул Король, но, как черные тучи, толпой
приближенные встали,
Тьмою окутав светило, но брызнул огонь
венценосного сердца.
Молвил Король: «Это пять тысяч лет потаенного
страха вернулись
Разом, чтоб перетрясти наше Небо и разворошить
погребенья.
Слышу, сквозь тяжкие тучи несчастия, древних
монархов призывы.
Вижу, они поднимаются в саванах, свита встает
вслед за ними.
Стонут: беги от бесчинства живущих! все узники
вырвались наши.
В землю заройся! Запрячься в скелет! Заберись
в запечатанный череп!
Мы поистлели. Нас нет. Мы не значимся
в списках живущих. Спеши к нам
В камни и корни дерев затаиться. Ведь узники
вырвались ныне.
К нам поспеши, к нам во прах — гнев, болезнь,
и безумье, и буря минуют!»
Молвил, и смолк, и чело почернело заботой,
насупились брови, —
А за окном, на холмах, он узрел, загорелось,
как факелы, войско
Против присяги, огонь побежал от солдата
к солдату, — и небом,
Туго натянутым, грудь его стала; он сел; сели
древние пэры.

Старший из них, Дюк Бургундский, [38] В действительности последний герцог Бургундский умер в 1714 г. поднялся
тогда одесную владыки,
Красен лицом, как вино из его вертограда;
пахнуло войною
Из его красных одежд, он воздел свою страшную
красную руку,
Страшную кровь возвещая, и, как вертоград
над снопами пшеницы,
Воля кровавая Дюка нависла над бледным
бессильным Советом, —
Кучка детей, тучка светлая слезы лила в пламень
мантии красной, —
Речь его, словно пурпурная Осень на поле
пшеницы, упала.

«Станет ли, — молвил он, — мраморный Неба
чертог глинобитной землянкой,
Грубой скамьею — Земля? Жатву в шесть тысяч
лет соберут ли мужланы?
В силах ли Неккер, женевский простак, своим
жалким серпом замахнуться
На плодородную Францию и династический
пурпур, связуя
Царства земные в снопы, древний Рыцарства лес
вырубая под корень,
Радость сраженья — врагу, власть — судьбе, меч
и скипетр отдавая созвездьям,
Веру и право огню предавая, веками испытанный
разум
Вглуби земли хороня и людей оставляя нагими
на скалах
Вечности, где Вечный Лев и Орел ненасытно
терзают добычу?
Что же вы сделали, пэры, чтоб слезы и вещие сны
обманули,
Чтобы противу земли не восстал ее вечный посев
сорным цветом?
Что же предприняли в час, когда город мятежный
уже окружили
Звездные духи? Ваш древний воинственный клич
пробудил ли Европу?
Кони заржали ль при возгласах труб? Потянулись
к оружию ль руки?
В небе парижском кружатся орлы, ожидая
победного знака, —
Так назови им добычу, Король, — укажи
на Версаль Лафайету!» [39] В действительности Лафайет командовал гвардией с 15 июля 1789 г.

Смолк, пламенея в молчанье. Кровавым туманом
подернутый Неккер.
(Крики и брань за окном) промолчал, но как гром
над гробами молчанье.
Молча лежали луга, молча стояли ветра, и двое
молчащих —
Пахарь и женщина в слабости — труп его слов
обмывали любовью,
Дети глядели в могилу — так Неккер молчал,
так лицо прятал в тучу.
Встал, опираясь на горы, Король и взглянул
на великое войско,
В небе затмившее кровью сверканье заката,
и молвил Бургундцу:
«Истинный Лев есети! Ты один утешенье
в великой кручине,
Ибо французская знать уж не верит в меня,
письмена Валтасара
В сердце моем прочитав. Неккер, [40] Неккер как либерал был отстранен королем от должности 11 июля 1789 г. прочь! Ты —
ловец, ставший ныне добычей.
Не для глумленья над нами созвали мы Штаты.
Не на поруганье
Раздали наши дары. Слышу: точат мечи, слышу:
ладят мушкеты,
Вижу: глаза наливаются кровью решимости
в градахи весях,
Древних чудес над страной опечалены взоры,
рыдают повсюду
Дети и женщины, смерчи сомнений роятся,
печаль огневеет,
В рыцарях — робость. Молчи и прощай! Смерчи
стихнут, как древле стихали!»
С тем он умолк, пламенея, — на Неккера красные
тучи наплыли.
Плача, Старик поспешил удалиться в тоске
по родимой Женеве.
Детский и женский звучал ему вслед плач унылый
вдоль улиц парижских.
Но в Зале Наций мгновенно прознали об этом
позорном изгнанье.