Лариса Миллер: Потаенного смысла поимка

Ну что вы смотрите, ромашки?
Да, мы другие. Мы не пташки.
Ступаем очень тяжело
И невесёлые зело,
И часто на судьбу серчаем,
И с безразличием встречаем
Ваш удивлённый тихий взгляд
Два летних месяца подряд.

Воздуха столько: дыши не хочу —
Хватит кузнечику, хватит грачу,
Лютику, тополю, божьей коровке.
Ветер погладил меня по головке.
– Дышишь, мол, милая? Дышишь? Дыши.
Летние запахи так хороши.

Много лет и много дней
Я живу меж двух огней —
Меж рассветом и закатом.
Кто я? Так. Песчинка, атом,
Мира маленькая часть.
Так легко совсем пропасть.
Вот и думаю, гадаю,
Почему не пропадаю.

Проснулась и, Господи, кто я и что я?
А в окна мне солнце глядит золотое.
Чем связана я с этим садом и домом,
И с этим окошком, и с тем окоёмом,
С цветком, что цветёт на окне моём пышно,
И с тем, кто по комнате ходит чуть слышно?

А знаешь, я ведь домоседка:
В моё окошко смотрит ветка.
Она всё тут, и я всё тут,
Сижу, пишу, а дни идут.
И знаешь, мне совсем не скушно,
И ветка смотрит так радушно,
Так ласково кивает мне,
Как другу или как родне.

Ты помнишь ли меня, мой постаревший сад?
Тогда твоя сирень мне тоже душу грела.
Среди твоих кустов жила я год назад.
Ты помнишь ли меня? Я тоже постарела.

Мой постаревший сад, давай с тобой дружить,
Друг друга и любить, и охранять до гроба,
Поскольку на земле так неуютно жить,
Поскольку ты и я – мы беззащитны оба.

А может, я была скворцом
С весёлым, в пёрышках, лицом,
И пела, и глазком косила,
И корм детёнышам носила.
И может, стану им опять,
Когда траву устану мять,
Не пропаду, не кану в Лету,
А на ольху вспорхну вот эту.

Ничего я не знаю о странствии этом,
О себе, щедро залитой солнечным светом,
О тебе, хоть мы рядом уж лет пятьдесят,
И о тех небесах, что над нами висят,
О тропе, по которой шагаю послушно.
Потому-то, наверно, и жить мне не скушно.

Стремилась к музыке душа,
Но пальцы были, как лапша.
Играла Черни, Майкапара.
А в дневнике стояла «пара».
Так много страшных чёрных нот
Играла я из года в год
Давным-давно на Якиманке,
Куда я шла с Большой Полянки.
И пальцы слушались едва
Под нудный счёт «и раз, и два»,
А музыка меня пленяла.
Учительница мне пеняла
За нерадивость. Как же быть?
Любить, конечно же, любить
Любовью, пусть неразделённой,
Любить и умереть влюблённой.

Такой прозрачный день, что даже ось видна.
Видна земная ось. Вот-вот её коснёшься.
Что будешь делать ты, когда совсем проснёшься?
Ведь на сюжеты жизнь как будто не бедна.
А может, лучше жить в преддверии всего,
Лежать, глаза смежив, в сладчайшей полудрёме
И слушать скрип оси в пустом притихшем доме,
О будущем своём не зная ничего.

Мне важно, чтоб этот кузнечик скакал
И чтобы в росу свои лапки макал,
И чтобы роса серебрилась, блестела,
И чтобы душа не просилась из тела,
Но чтобы жила с моим телом в ладу
И чтобы писались стихи на ходу.

Там ветка качнулась, там капля упала.
Я медленно шла, осторожно ступала.
Я так не хотела кому-то мешать,
Кого-то тревожить, покоя лишать.
Вот ива плакучая – гибкое древо.
Листвы не задев, обойду его слева.
А вот незабудка, что с миром в ладу.
Я справа, пожалуй, её обойду.

Жизнь, душа, дорога, вечность.
Боже, как нужна беспечность,
Детскость, лёгкость, тру-ля-ля,
Жить, танцуя и шаля.
Чтобы, если рыкнут грозно,
Удивиться: «Ты серьёзно?»

Так леса хочется густого,
Но я в лесу сегодня снова.
Так сада хочется, но я,
Как и вчера, в саду своя.
Так надо быть с тобою рядом,
Но лесом прохожу и садом
С тобой. О чём мечтать теперь?
Ведь всё свершилось. Верь не верь.