Лариса Миллер - Потаенного смысла поимка

Да разве я знала, что будет так грустно,
Ведь жизнь так умеет морочить искусно,
Такие узоры умеет плести,
Что верила – буду и дальше цвести,
Что буду и дальше взлетать и спускаться,
В лучах золотых и горячих плескаться,
Что так вот и будут до крайнего дня
Любить, и ласкать, и тетёшкать меня.

Конец зимы. Кружится голова.
Качаются сырые дерева,
И под ногами снег, сырой и серый,
И надо жить необъяснимой верой,
Что впереди несметные года
И будет хорошо как никогда.

Когда я только начинала,
Я доставала из пенала
То ластик, то карандаши,
И рисовала для души
Кружок оранжевый с лучами,
Тогда летала я ночами,
Любила всё – и дом, и двор,
И покосившийся забор,
Своих чахоточных соседей,
И Юрку на велосипеде,
И даже Деську – злого пса,
И надо мною небеса
Всё время были голубыми,
И, Боже, как жилось под ними!

Нынче ранняя побудка:
Птичка – розовая грудка
На балконе у меня.
Таково начало дня.
Очень славное начало.
Я лежала и молчала,
Чтобы птичку не спугнуть.
Надо в новый день шагнуть.
Но зачем – я не решила,
Потому и не спешила.

Заслони меня облако, дерево, куст.
Всё пугает – и окрик, и шорох, и хруст.
И средь белого дня, и ночами тревожно,
Но на этой земле жить нельзя осторожно
И смертельно рискую раз двести на дню,
Но тебя, мой родной, я сама заслоню.

Здесь мостик над речкой дощатый и узкий,
Здесь даже трава понимает по-русски.
Здесь так хорошо обо всём говорить
И в поле заросшем тропинку торить,
И, кажется, могут и травы, и речка,
Едва я запнусь, подсказать мне словечко.

Всё давно началось, а когда – неизвестно.
На огромной земле почему-то так тесно,
На огромной земле почему-то так трудно,
Хоть подвижны лучи и трава изумрудна.
Всё не с нас началось, завершится не нами.
Я сегодня в ночи тосковала по маме,
По ушедшим годам, прошлым вёснам и зимам
На огромной земле, беспощадной к любимым.

А птицы над ухом поют и поют,
Побыть в одиночестве мне не дают,
Я нынче в компании певчей, летучей.
Наверно, назвать меня можно везучей.
Весеннего щебета полон лесок.
Ответить хочу, да не тот голосок.
К тому же они без меня обойдутся,
Не станут на то, что безмолвствую, дуться.

Весенняя поросль, вешняя дымка.
Идёт потаённого смысла поимка,
Поимка того, чему имени нет.
Весенняя дымка, немеркнущий свет.
Вся жизнь протекла за занятием этим,
Не нужном ни травам, ни птицам, ни детям.

Мир этот майский из листьев и трав…
Так и уйдём, ничего не поняв.
Щебет и гомон пресветлого мая.
Так и уйдём, мало что понимая,
Так и уйдём, не поняв ни аза.
Видишь, по древу стекает слеза?
Чувствуешь – пахнет смолою древесной
Мир неизведанный, мир неизвестный.

Я так давно сюда попала,
А мне всё мало, мало, мало,
А мне всё хочется опять
Полынь-траву в ладонях мять,
Вдыхая запах горький, сладкий,
И птичьи наблюдать повадки,
И знать, что нет такого дня,
Чтоб ты, родной, не ждал меня.

А небо тоже одиноко.
Оно, живя от нас далёко,
Тоскует так, что хоть кричи,
И тянет к нам свои лучи.

Я всё о себе, а ведь надо о мире,
И видеть бы надо и дальше, и шире.
Но что тут поделаешь? Нет у меня
Такого охвата, такого огня,
Могучего голоса, дерзостной мощи.
Я всё о соседней изменчивой роще,
О том, как живу, своих близких любя.
А вдруг кто-то дальний узнает себя.

Вешним дождиком всё окропило.
Я зачем эту жизнь торопила?
Больше я никуда не спешу,
Просто воздухом свежим дышу
И гляжу, как трава серебрится.
Мне ведь больше нельзя торопиться.
Больше нет ничего у меня,
Кроме этого влажного дня.