Роберт Фрост - Неизбранная дорога

Стало темно и пора повернуть домой.
Но никакого дома не видно нигде в метели.
Тьма вырастает навстречу ему ледяной стеной,
Перешибая дыханье, как жаркая тьма в постели.

Тяжкие руки снега опрокидывают его,
Утлое тело с размаху впечатав в наледь.
Но ни на шаг, вновь поднявшись, не сбиться
с пути своего
Он не намерен, идя наугад и на память.

Если и вправду он хочет дойти, то дойдет. -
Так, подменив по дороге начальную цель
предприятья,
Что и у самого входа с трудом только вспомнит,
где вход,
А те, что ждали, оставят такое занятье.

Зыбь отыскала мою тетрадь
И принялась, шелестя, листать.
"Где, - зашептала, - стихи о весне?"
Нет, отвечал я, весна не по мне.

Мне, отвечал я, безвестна весна.
Зыбь замолчала, презренья полна,
И ускользнула, как тучка, пока
Не овладела и ею тоска.

Беглянку на борт ночью взяли!
Сама бежала - иль украли
Силком, а то - из-под венца, -
О том ни слуха, ни словца,
И прочерк в судовом журнале...
Корабль томился на причале,
Она, бессильной и слепой,
Томилась собственной судьбой,
Покинув прежнюю обитель.
И торопливый похититель
По доскам, сброшенным впотьмах,
Пронес добычу на руках.
То, как она к нему прижалась,
Скорее сговором казалось,
Чем похищением... Закон,
Семья, подруги, Альбион -
Остались позади! Темнело
Пред ней пространство без предела.

Путь каравеллы был непрям:
Ее крутило по волнам,
Несло, как щепку, в непогоду.
То зарывалась носом в воду,
А то ныряла вдруг кормой,
Пока пиратов сброд лихой
Не принимался вслух молиться,
Клянясь к паломникам прибиться.
Но прояснялись небеса,
И поднимались паруса,
И обещанья забывали,
Как будто ввек их не давали.

Такие бури не для дам -
И ждал бы даму стыд и срам
И смерть в утробе океана,
Но непреклонность капитана
Мешала козням матросни.
И вот прошли дурные дни,
И вышла вместе с ненаглядным;
Впились друг в дружку взором жадным,
Покачивают головой -
И дела нет ни до кого.
Он вопрошал: зачем бежали,
Но вопрошанья обижали,
Решал бы лучше за двоих.
Иль голос крови в нем затих?
Но он не знал, она не знала,
Не то бы, может, подсказала.
"Скажи мне". - "Сам скажи сначала".
Бывало, жалкой и несчастной
(С улыбкою, на все согласной)
Он оставлял ее одну
И капитану-хвастуну
Внимал - он от него зависел.
А тот, не помня мест и чисел,
Рассказывал, как вез рабов
И в их толпе - двоих влюбленных,
Не замечающих оков
И глаз сторонних... Вдруг - чума,
И тот, влюбленный без ума,
Был первым в списке зачумленных.
"Заразный - значит, за борт!" - Вот
Какой исход больного ждет. -
"Не то мы все тут околеем!"
Ну, а влюбленная? Она -
Пантера, львица, сатана -
Решила помешать злодеям.
Вдруг кто-то крикнул: "А раз так,
Не обвенчать ли бедолаг?
Ведь обезумела девица.
В воде хороним мы давно,
Но если вздумали жениться,
Пускай вдвоем идут на дно!
Пускай не свадьба, не поминки -
А кое-что посерединке.
К тому ж она наверняка
И заразилась от дружка!"
Лицом к лицу, с нагим нагую,
Пенькой скрутили их втугую. -
Насильно близость не мила
И рушит пары без числа,
Но эту - смерть не разлучила:
Впились друг в дружку что есть силы,
Никто кольца не разомкнул. -
И с палубы упали вместе -
Жених, прикрученный к невесте, -
Спеша на пиршество акул.

Когда, все новости в округе
Узнав, - воротишься к подруге,
Их пересказывая ей,
Опустишь вести поскверней.
"Что ты услышал от пирата?
Он хохотал как бесноватый.
Сам говорил, сам хохотал.
А ты терялся и молчал.
Наверно, пакостное что-то.
Не повторяй, раз неохота".
И вдруг он, осерчав на миг,
Все выложил ей напрямик.
"Нет! я не верю! я не верю!
Не может быть! Какие звери!"
Ни улететь, ни убежать...
Единственной самозащитой
Казалось - прекратить дышать.
Над нею, заживо убитой,
Душа, уже отделена,
Витала... Вот всему цена!

Страх и ему закрался в душу.
"Скорей нас высади на сушу, -
Он капитану говорил, -
Она совсем лишилась сил".
Пред ними остров без названья.

Во исполненье пожеланья
Высаживают их и ждут,
Не лучше ли ей станет тут, -
И прочь уходят пред рассветом.
Он ей не смел сказать об этом -
Ей, непонятно отчего,
Бежавшей даже от него.
Их жертвы, их любовь - все прахом.
И умерла, убита страхом.