Роберт Шекли: Самое дорогое

Хадуэлл разглядывал проносящуюся под ним планету. Дрожь восторга пробегала по телу. Он видел прекрасный мир зеленых равнин, красных гор и беспокойных серо-синих океанов. Приборы звездолета проанализировали собранную информацию и вынесли заключение идеальные условия для обитания человека. Хадуэлл ввел в компьютер программу посадки и раскрыл блокнот.

Из-под пера Хадуэлла уже вышло несколько книг — «Белые тени пояса астероидов», «Сага глубокого космоса», «Приключения межпланетного бродяги» и «Терри — планета-загадка».

Хадуэлл записал: «Новая планета дыбилась подо мной, влекущая и таинственная, будоражащая воображение! Что я найду там, пришелец со звезд? Что прячется под зеленым покровом? Опасность? Любовь? Исполнение желания? Ждет ли покой истомленного путника?»

Высокий, стройный, рыжеволосый, Ричард Хадуэлл унаследовал от отца приличное состояние и купил космическую шхуну класса СС. На этой почтенного возраста посудине он шесть лет путешествовал по просторам Вселенной и писал восторженные книги об увиденных им мирах. Но, честно говоря, восторг был притворным, так как далекие планеты не приносили ничего, кроме разочарования.

Их обитателей Хадуэлл находил исключительно глупыми и удивительно уродливыми. Желудок не принимал местной пищи, глаза — манер туземцев. Тем не менее Хадуэлл сочинял романтические истории и надеялся, что когда-нибудь одна из них выпадет и на его долю.

И вот новая планета, не изъеденная язвами городов, прекрасная. Для посадки он выбрал местечко неподалеку от маленькой деревеньки с крытыми тростником хижинами.

— Может, здесь я найду любовь, — вздохнул Хадуэлл, когда шхуна пошла на снижение.

Ранним утром Катага и его дочь Меле, оставив позади свитый из лиан мост, направились к Известняковой горе, чтобы набрать лепестки фрэга. На всю Игати славился аромат растущего там фрэга. Да иного и не могло быть, ибо на Известняковой горе жил Тангукари, бог улыбки.

Днем к ним присоединился Брог, вечно надутый юноша, которого никогда и никому не ставили в пример.

Меле чувствовала, что этим днем должно произойти какое-то очень важное событие. Гибкая, как тростинка, она, словно зачарованная, переходила от цветка к цветку, ветер играл ее длинными черными волосами.

Знакомые предметы приобрели необычную четкость и значимость. Она смотрела на деревню, хижины которой рассыпались по противоположному берегу реки, на возвышающуюся над ней Островерхую гору, где вершились брачные церемонии, на синеющее вдали море.

Даже старый жрец признавал, что на Игати нет девушки красивей Меле. Но один монотонный день сменялся другим, и оставалось лишь собирать лепестки фрэга под жаркими лучами двух солнц.

Ее отец что-то напевал. Он представлял себе, как собранные лепестки будут бродить в большом чане. Лэг, жрец, пробормочет над бражкой какие-то нужные слова, выльет полную чашу перед образом Тангукари. А по завершении ритуала вся деревня, включая собак, вволю напьется чудесного напитка.

От таких мыслей работа спорилась. Кроме того, Катага обдумывал сложный и опасный план, реализация которого могла упрочить его репутацию в деревне.

Брог выпрямился, промакнул лицо концом набедренной повязки, взглянул на небо в ожидании дождя.

— Эй! — внезапно воскликнул он. Катага и Меле подняли головы.

— Там! — указал Брог. — Смотрите туда!

Серебряная искорка в ореоле красного и зеленого пламени спускалась с неба, увеличиваясь с каждой секундой, превращаясь в блестящую сферу.

— Пророчество! — истово прошептал Катага. — Наконец-то… через столько веков ожидания.

— Давайте сообщим в деревню! — воскликнула Меле.

— А раз я увидел первым, — повторил Брог, — следовательно, оказал деревне важную услугу. Не кажется ли вам, что я имею право на…

Собственно, Брог просил о том, к чему стремился, о чем молился, ради чего интеллигентный человек вроде Катаги строил искусные планы. Но назвать желанное вслух считалось неприличным. Впрочем, Меле и Катага и так все поняли.

— Как по-твоему? — спросил Катага.

— Полагаю, он что-то заслужил, — ответила Меле. — Однако решать должен жрец.

— Пожалуйста, — взмолился Брог. — Лэг заявит, что я не готов! Пожалуйста, Катага! Сделай все сам!

Катага искоса взглянул на закаменевшее лицо дочери и вздохнул.

— Извини, Брог. Если б мы были одни… Но Меле не терпит никаких отклонений от общепринятого. Пусть решает жрец.