Александр Этерман: Реквием по Н В

Не слабое зрелище. Пылкий кошмар,
Как от углекислой шипучки.
По счастью, начальный военный угар
Проходит от первой же взбучки.

V
Приехали. Лагерь натруженно тих.
Животные млеют от зноя.
Нет сил. Ничего. Обойдемся без них.
В палатку. Так корчил героя

Еще Агамемнон. Ни в ссору, ни вскачь,
Ни штурмом. Заранее каюсь
И к плахе, как старый опальный палач,
Со знанием дела склоняюсь.

Где наш оптимизм и воинственный пыл?
Шалея от шума и пыли,
Четырежды в день выбиваясь из сил,
Мы просто об этом забыли.

Созвездья! Как худшие из игроков
Я вверился их правосудью,
Но чур им выглядывать из облаков
И глупо таранить их грудью.

Мы все заодно. Бледнолицый осел
Хитрее, чем мул чернокожий.
Я с первого раза себя превзошел
И гнусный латинянин тоже.

Он может предсказывать каждый мой шаг.
На третьем часу представленья
Сей муж наблюдает мои антраша
Без зависти и удивленья:

"Немыслимо — как это так не прозрел
От столь очевидных болезней?
Для славы бессмертие собственных дел
Опасней всего и полезней.

Мы так и идем, упираясь, к концу,
Теряя солдат и столицы,
Покуда все это угодно Творцу,
Сопернику или убийце".

VI
Войска наступали по желтой земле,
По тонким пылающим травам
В сиянии дня и в томительной мгле
На горло соседним державам.

Как реки в озера. Так маленький страх
В большой и влюбляются в встречных.
Так баснями о предстоящих боях
Пугали моих подопечных.

Так жидкое несовершенство волны
Форсирует с пеной событья
И в желоб. Дорогой старинной войны,
К скорейшему кровопролитью.

А в принципе, верно. Испанский поход
Удался. Швейцарские дали
Не выдали. Вывели. Вниз и вперед
И вырезать их на привале.

Боялся, застрянем. Их первый же форт
Схватил нас за горло. Умело
Соврал. Десять римских когорт
Мгновенно решили бы дело

Над горной рекой. Объяснил каждый чих.
Вздохнув, пропустили. Тупицы,
Талантливо приняли нас за своих
Ну, а негритянские лица

За белые? К черту. Я аж поседел.
Брат только сносил их берлогу,
А мы уже шли по колено в воде
На юг, перерезав дорогу

На север, к их глотке. Упрямый как мул,
Напрасно, по общему мненью,
Я этим же вечером не преминул
Хребет и пошел в наступленье

На личные цели. Гнилой виноград!
Никто и не думал о Риме!
Достаточно, если они задрожат
При том, что история с ними

И, в принципе, их. Устыдившись, соврешь
По-крупному. Чтоб понимали,
Чего их зажравшаяся молодежь
Помешана на Ганнибале.

VII
Не в хрониках счастье. Военный колледж,
Влюбленный в меня безответно,
Резонно проев составителю плешь,
Издаст их с пометкой "секретно".

А в глупых потерях. Ни женщин, ни книг,
А дохнут. И пьют понемножку.
От страха и помер мой бедный денщик,
Наткнувшись в потемках на кошку.

VIII
Смотрю — осушили. В пятнистом ряду
Холмов — ни свободной минуты.
Не помни, куда и откуда иду,
Решил бы, что все перепутал.

Тут были болота и лес над рекой
Не то, чтобы времени нету,
А просто до дела еще далеко,
Насколько я верю в приметы.

IX
Под утро, спиной к облесенным холмам,
Я первым увидел ворота,
В которые рвался с грехом пополам,
На грани стыда и полета.

Полмира? Полдела? Да как бы не так!
Не дети корпят у орудий
(И сами мы — хоть я и круглый дурак
Но все-таки взрослые люди),

И все же сбежались смотреть на войска.
Мы заняли ночью предместья,
Не зная еще, что победа близка,
Бессмысленна и неуместна,

Как хвойные факелы. Двадцать минут
Борьбы между ночью и утром
И все — одного, как известно, не ждут,
И он обольет перламутром,

Линяя в лучах. С близлежащей горы
Смотрю. Освещение гасят.
Я помню его с довоенной поры,
Но как антипатия красит!

X
В Источниках город. На практике холм.
Забыли как звать. Ротозеи
С приятностью щупают их сквозь чехол
В далеком Британском музее.

Я тоже попробовал. В самом конце
Пути. Обметающий склоны
Туманец. Занятно менялись в лице,
Узнав силуэт Вавилона.