Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Пред ним лежала жизнь манящим, светлым залом
И пер ему хор грез про брачный трепет танца,
Но – шевельнула Смерть своим грозящим жалом
И с юных щек навек сбежал огонь румянца.

Улыбкам и Весне был, как ребенок, рад он,
И в тишине его ласкало Вдохновенье,
Но грозный час пробил: над ним клубится ладан
И празднуют в сей день победу – Смерть и тленье.

Недвижное лицо желто, как слепок воска,
И неземной покой в его стеклистом взоре,
И близок катафалк, – последняя повозка, –
И скрип ее колес влечет нас в омут горя.

Нам хочется рыдать, безумствовать и плакать,
Нам хочется проклясть лик грозной Немезиды,
И, павши ниц лицом, в сырую грязь и слякоть
Грызть руки и кричать от боли и обиды.

Но умирим сердца, обидный крик задушим
И затаим в себе всей скорби нашей жгучесть,
Стенаньями в сей миг молчанья не нарушим:
Есть в смертной тишине особая певучесть!

Пускай чернеет гроб, пусть тихо плачут свечи,
И тихо плачем мы под звон кадил и пенье,
Но пусть в сердцах у нас растет желанье встречи,
И вера в Жизнь растет, и вера в Воскресенье!

Фонари, – золотые кудесники, –
Только вы по ночам не мертвы!
Вы отрадные, яркие вестники
Над провалом утихшей молвы.

Черно-синяя ночь плащаницею
Обвила городскую гульбу,
И оплывшею, старой блудницею
Город спит, разлагаясь, в гробу.

Смерть зловеще звенит колокольцами
На угрюмых, пустых площадях,
И сжимает змеиными кольцами
Неуснувших томительных страх.

И лишь вы, золотые кудесники,
Говорите, что свет не погас!
Вы отрадные, яркие вестники
В этот мертвый, губительный час!

Окна в теплицах разбиты,
Глушит полынь цветники,
К пруду припали ракиты,
Пруд оплели тростники.

В зеркале водном не видно
Голых, мелькающих ног….
Дом покосился обидно,
Сад одичал и заглох…

Здесь только мрак воскрешает
Старые сказки и быль,
Месяц в окно проникает
Сквозь паутину и пыль…

Снова в тоске и в надежде
Старые лица живут,
Голые ноги, как прежде
Пруду о страсти поют…

Красны окна домов на закате,
Синевой отливают снега…
Я тоскую о давней утрате,
Моя дума горька и строга.

За окном провизжали полозья,
Семенит старичок с костылем…
Ах! В плену у мучительных грез я
И покой мне давно не знаком!

Головою к стеклу прислонился,
Всем погибшим слагаю привет…
Над пустынностью улиц разлился
Электрический, матовый свет.

Бестревожен и бескровен
Поля мертвенного лик,
Путь ухабистый неровен,
Лихо гикает ямщик.

Зимний воздух жгуч и колок,
Бег саней моих певуч.
Дремлет строй угрюмых елок,
Млеет месяц между туч…

В слепой свирепости над Миром
Подъемлет Рок свой грозный бич
И тщетно к благостным кумирам
Стремится наш молящий клич.

Сильней карающие взмахи,
Все глубже жгучие рубцы,
И вместе по ступеням плахи
Идут с глупцами мудрецы.

Уходят уступами крыши,
Сверкает серебряный снег.
Иду я вперед, и все тише
Мечты замороженной бег.

А месяц над Городом плачет
И шлет мне печальный привет:
Как я, он в пустыне маячит,
Мне призраков страшных и бед…

Гаснут фонарные зраки…
В липком рыдающем мраке
Идут из трактира гуляки.
Им барин навстречу. Во фраке.

И окружили его хулиганы,
И – нанеся ему тяжкие раны, –
Опустошили карманы.
Над столицей – как птицы – кружились туманы.

Барин присел под забором. Заплакал…
«Ах, посадить бы грабителей на кол!»
Где-то звонок электрический звякал.
Барин ограбленный плакал.

Волнуется, гудит намокший тротуар,
А сверху дрянь валит, ни дождь, ни снег – как сопли.
У расписных дверей икающий швейцар,
И сразу не поймешь: свинья ли он, холод ли?
Из-под заплывших век
Глаза его глядят безжизненно-надменно,
А перед ним стоит убогий человек,
Весь вшивый и смиренный.
На красоту витрин,
На груды яств и вин,
На спаянные кровью вещи
Глядит толпа глупцов,
А Голод горла их зажал свирепо в клещи
И лица расписал кровавостью рубцов.
………………………………………….
…………………………………………………..