Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Я проклинаю мир и ветви Игдразила,
Добро и Красоту хочу я Злом растлить,
Хочу я крылья грез покрыть налетом ила
И в кубок для молитв яд богохульства влить.

Не в силах больше я свет Солнца выносить,
В груди моей вражда к нему навек почила
И – чувствую – растет во мне слепая сила,
Которой суждено лик Бальдера разбить!
Пусть взор его горяч и звонкий голос молод:
Я ведаю, придет предвещанный мне час
И смертный мрак зальет сиянье ярких глаз.

Рукой самой Судьбы я подниму свой молот,
Разрушу им Любви святой иконостас
И погружу весь мир в бездонный мрак и холод!

Я люблю отцветающих дам,
Отдающихся власти Порока;
Их альковы – единственный храм,
Где молюсь и люблю я глубоко.

В тихой мгле полуспущенных штор,
Неотступным желаньем волнуем,
Я гашу распылавшийся взор
Своим юным – как май – поцелуем.

И ответ увядающих губ –
Словно жгучего ветра касанье!
…И сомлевшее тело – как труп, –
Застывает в порочном дрожаньи.
……………………………………………..

За любовь отцветающих дам
И за их похотливые ласки
Я весеннюю свежесть отдам,
И мечты, и безгрешные сказки!

Все ближе шум весенних юбок,
Все жгучей ласки ветерков,
И вновь моих молчаний кубок
Наполнен страстью до краев.

Свершает яркую обедню
С грехом играющая кровь,
Душа хмельна, и все победней
Поет воскресшая Любовь.

За каждой женскою фигурой
Стремится мой бесстыдный взор,
И канул в прошлое мой хмурый,
Бессильем сотканный позор.

Опять в задвинутом алькове
Всю ночь – до зорь рассветных вплоть, –
Я славлю буйство жаркой крови
И страстью зыблемую плоть!

Вечер кровь из солнца выпил
И багряными руками
Ожидания рассыпал
Над померкшими полями.

В мгле туманных занавесок
Бледный лик луны маячит,
Над уснувшим перелеском
Тишина как будто плачет.

И как черный, вещий ворон
Мрак ночной на землю мчится,
И земля под жутким взором
Скорбно никнет и томится…

Облака позолочены
Опьяненным закатом,
Кудри кленов всклокочены
Вздохом ветра крылатым

Грусть смиренною рясою
Шелестит на закате,
Над пустынной террасою
Веет миг благодати…

Каким-то старческим, проникновенным взором
Глядят глаза холодных зимних вечеров.
Как будто бы с их губ слететь упрек готов
И прозвучать душе усталой приговором.

И занят с ними я безмолвным разговором,
Пред ними с тайн своих срываю я покров,
Бросаюсь в омуты уж виденных мной снов
И снова прохожу по старым коридорам.

Тревожу я в душе истлевший прах гробниц,
Забытые слова твержу я еле внятно
И вновь люблю черты разлюбленных мной лиц,

И вновь люблю любовь, пред ней склоняясь ниц…
А вечер шепчет мне, что плен былых темниц
Разрушен навсегда и счастье невозвратно!

Вечер в гроб золотой заключен.
Плачут росы, горюя о нем.
Воздух тихой тоской опьянен,
Напоен темноструйным вином.

Вышел месяц – немой паладин
На раздолья надземных пустынь.
Вечер шепчет с листами осин,
Купол неба печален и синь

Словно ликами грустных невест,
Ночь полна хороводами звёзд,
И все тихо и глухо окрест,
И безгласна земля, как погост…

Я славлю плен тюремных камер
И пенье тяжкое оков.
Мой дух в объятьях злобы замер,
Забыл названья нежных слов.

Мне милы мрачные решетки
И вид суровых, черных плах,
И смертный приговор короткий,
И топора свистящий взмах.

Мне песня виселиц понятна,
Я полюбил ее давно,
И свежей, красной крови пятна –
Мое любимое вино!

В полутемной, тесной горенке
Шьет швея с утра – весь день.
С ней ребенок – мальчик хворенький,
Бледный, тихенький, как тень

Он в углу сидит с игрушками,
Но не видит их давно,
И за беленькими мушками
Робко тянется в окно.