Я любитель долголетья,
Оттого моя тоска,
Что останется на свете
Просто горсточка песка,
Что навеет черный парус
Нежитейский холодок,
Что зароют, глупый страус,
Наши головы в песок.
Эй, постойте, дайте срок!
Не печалься, милый страус:
Я наперекор судьбе
Жить подольше постараюсь —
И советую тебе.
* * *
Плыл лунатик в лунном свете,
Словно в золотой карете,
Превращал подлунный мир
В пасторальный Монплезир!
Нам с Фортуною милейшей,
С маленькой жеманной гейшей,
Гейшей стиля рококо,
Танцевать весьма легко!
Думать ни о чем не надо,
Легкая арлекинада —
Пируэты, антраша,
Реет юбочка, шурша!
Стрекозой, не муравьем
Мы росинку с неба пьем.
Больше никаких мучений:
Сдул пушинку светлый гений.
Ни финансовых забот:
Золотой фонтанчик бьет!
Спросят: «Вам не надоело?»
Надоело, надоело!
«Лето целое пропела!»
Но — сие не ваше дело!
* * *
Романтики твердили нам о сердце
И скорби мировой, земном Weltschmerz'e.
Тот лунный полумрак в глухих руинах
И фосфор глаз змеиных и совиных…
Но кладбища, осенние, в Италии
Меня сильнее клонят к меланхолии.
Я там из-за больного миокардия
Всегда прошу у Бога милосердия.
Но жалоба моя, что скоро тризна,
Смешная смесь лиризма и трюизма.
* * *
Не говоря о том, что из потемок,
Заполнивших душистый сеновал,
Мы вышли в сад, и серенький котенок
Легчайшим одуванчиком стоял;
Не говоря о том, что в клетке замер,
Еще не ставший кроличьим рагу,
Тот белый кролик с алыми глазами,
Как ягодами алыми в снегу;
Не говоря о том, что шел цыпленок
К другому, тоже белому, и цвет
Их вырезных и розовых коронок
Я не забыл за столько долгих лет…
Но я забыл о петушином бое,
Забыл, что кролику несдобровать,
Когда сверкало небо голубое,
Переходя в земную благодать.
* * *
В газете – новость: найден таракан!
Пора! Порадуйтесь за таракана!
Он очень стар: почти как океан.
Чуть-чуть моложе океана!
Точней, ему семь миллионов лет. Точней,
Он жил семь миллионов лет назад.
Окаменел. Лежал с тех давних дней.
Вот ты попробуй так: окаменей
На семь с шестью нулями лет.
— Окаменелый таракан? И что ж?
Иной болван гораздо тараканей,
Окаменелее, чем он. На что ж,
Что толку в тараканьем камне?
И для чего 7 000 000 лет? Шепнем Судьбе:
Одну бы миллионную — семь лет
Отнять от скуки тараканьей,
Добавить нам с тобой. Семь лет тебе,
Семь — мне. И жили бы: сперва твои семь
лет,
Потом — мои. Предел мечтаний.
* * *
На прелестном острове Гаити,
В пестром городе Санто-Доминго,
Мы сначала поиграли в бинго,
А потом поехали, глазея,
В поисках заманчивых открытий,
И в этнографическом музее
Проводник сказал нам: «Посмотрите».
Скрюченный скелет лежал в витрине,
Челюсти скривились в страшной корче.
«Задохнулась, да, в песке и глине,
Не хватало воздуха, короче, —
За грехи живую закопали:
Изменила, обманула мужа».
Стало тихо в охлажденном зале.
В женских лицах я заметил ужас.
Долго, может быть, не засыпали
Милые туристки. Их пугали
Некоторые странные детали
Мира, где грехи не торжествуют:
Как ее землею засыпали —
Теплую, кричащую, живую.
* * *
То носороги, то утконосы
Нам задавали такие вопросы:
«Отчего вымираем мы, как прежде
атланты?
Разве мы старые эмигранты?»
Мы отвечали: «Молчите, уродины!
Вы не умрете вдали от родины!»
Свои чувства следует скрывать искусно,
Но все это, в сущности, очень грустно.
Привет носорогам и утконосам!
Мы все, господа, остались с носом.
* * *
Блудница мир, сей темный свет!
Григорий Сковорода
«Ах ваша планета – новый Акрополь!»
Робот-акробот глотает закуски.
(Смотрят микробы, москиты, моллюски.)
«Сейчас выступят мистер и миссис Джопль,
Не то по-китайски, не то по-прусски!»
(Над новой Планетой парит Панургий,
Нафимиамен, нанафталинен.
Дают законы Лемуры-Ликурги
Полупавианам, полупавлинам.)
Читать дальше