Владимир Высоцкий - Нерв

И соколы помчались…
У лучников наметан глаз…
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем — там,
Где синих звезд без счета,
Куда под силу лебедям
Высокого полета.
Вспари, едва крыла раскинь
В густую трепетную синь.

Скользи по божьим склонам
В такую высь, куда и впредь
Возможно будет залететь
Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг
И счастлив миг единый.
Но только был тот яркий миг
Их песней лебединой.

Крылатым ангелам сродни,
К земле направились они,
Опасная повадка.
Из-за кустов, известно всем,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

Вот отирают пот со лба
Виновники паденья:
Сбылась последняя мольба —
Остановись, мгновенье!

Так пелся этот вечный стих,
В пик лебединой песни их,
Счастливцев одночасья.
Они упали вниз вдвоем,
Так и оставшись на седьмом,
На высшем небе счастья.

Во хмелю слегка
Лесом правил я.
Не устал пока,
Пел за здравие.
И умел я петь
Песни вздорные:
«Как любил я вас,
Очи черные…»

То плелись, то неслись,
То трусили рысцой,
И болотную слизь
Конь швырял мне в лицо.
Только я проглочу
Вместе с грязью слюну,
Штофу горло скручу
И опять затяну:

«Очи черные,
Как любил я вас…»
Но прикончил я
То, что впрок припас.
Головой тряхнул,
Чтоб слетела блажь,
И вокруг взглянул,
И присвистнул аж.

Лес стеной впереди — не пускает стена,
Кони прядут ушами, назад подают…
Где просвет, где прогал — не видать ни рожна.
Колют иглы меня, до костей достают.

Коренной ты мой,
Выручай же, брат!
Ты куда, родной,
Почему назад?!
Дождь — как яд с ветвей
Не добром пропах.
Пристяжной моей
Волк нырнул под пах.

Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза.
Ведь погибель пришла, и бежать не суметь.
Из колоды моей утащили туза,
Да такого туза, без которого смерть.

Я ору волкам:
«Побери вас прах!..»
А коней пока
Подгоняет страх.
Шевелю кнутом,
Бью крученые,
И ору причем:
«Очи черные…»

Храп, да топот, да лязг,
Да лихой перепляс —
Бубенцы плясовую играют с дуги.
Ох вы, кони мои, загублю же я вас,
Выносите, друзья, выносите, враги!

…От погони той
Вовсе хмель иссяк,
Мы на кряж крутой
На одних осях,
В хлопьях пены мы,
Струи в кряж лились,
Отдышались, отхрипели
Да откашлялись.

Я лошадкам забитым,
Что не подвели,
Поклонился в копыта
До самой земли,
Сбросил с воза манатки,
Повел в поводу…
Спаси бог вас, лошадки,
Что целым иду.

Мы древние, испытанные кони.
Победоносцы ездили на нас,
И не один великий богомаз
Нам золотил копыта на иконе.

И рыцарь-пес и рыцарь благородный
Хребты нам гнули тяжестию лат.
Один из наших, самый сумасбродный,
Однажды ввез Калигулу в сенат.

Я скачу, но я скачу иначе,
По камням, по лужам, по росе.
Говорят: он иноходью скачет,
Это значит — иначе, чем все.

Но наездник мой всегда на мне,
Стременами лупит мне под дых.
Я согласен бегать в табуне,
Но не под седлом и без узды.

Если не свободен нож от ножен,
Он опасен меньше, чем игла.
Вот и я оседлан и стреножен,
Рот мой разрывают удила.

Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды.
Я согласен бегать в табуне
Но не под седлом и без узды.

Мне сегодня предстоит бороться.
Скачки. Я сегодня фаворит.
Знаю, ставят все на иноходца,
Но не я — жокей на мне хрипит.

Он вонзает шпоры в ребра мне,
Зубоскалят первые ряды.
Ох, как я бы бегал в табуне…
Там не под седлом и без узды.

Пляшут, пляшут скакуны на старте,
Друг на друга злобу затая,
В исступленье, в бешенстве, в азарте,
И роняют пену, как и я.

Мой наездник у трибун в цене,
Крупный мастер верховой езды.
Ой, как я бы бегал в табуне,
Но не под седлом и без узды.

Нет, не будут золотыми горы,
Я последним цель пересеку.
Я ему припомню эти шпоры,
Засбою, отстану на скаку.