Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Увидя их, сойдя с коня и сам,
С вождями поздоровался Рустам.

И вместе с ними воин знаменитый
Предстал царю царей с душой открытой.

Склонились пред царем Рустам и Гив,
Но шах сидел угрюм и молчалив.

Вспылил потом. И, в бешенстве постыдном,
Он Гива словом уязвил обидным:

«Кто он такой, Рустам, чтоб мой приказ
Откладывать не на день, а на час?

Да если бы со мною был мой меч,
Я голову Рустаму снес бы с плеч!

Схвати его, на виселицу вздерни!
Ни слова больше! Опостылел спор мне!»

И дрогнул Гив и шаху отвечал:
«Как? На Рустама руку ты подъял?»

Рассвирепел Кавус, насупил брови,
Привстал, как лютый лев, что жаждет крови.

От ярости, казалось, был он пьян,
В растерянность поверг он весь диван.

Вскричал: «Измена! Знаю я давно их!
Схвати их, Тус! Веди, повесь обоих».

Ужасен в гневе был Кавус и дик.
Он весь пылал, как вспыхнувший тростник.

Тус встал, Рустама за руку схватил,
Всех дерзостью потряс и удивил.

Хотел он — полн смущения и страха —
Рустама увести от гнева шаха.

Пред ним Рустам был как могучий слон —
Так по руке ударил Туса он,

Что рухнул Тус у трона помертвелый.
Рустам через поверженное тело

Шагнул и шаху в ярости сказал:
«Зря на меня ты гневом воспылал!

Безумен ты, твои поступки дики,
Ты недостоин звания владыки!

Ведь я — Рустам, а кто такой — твой Тус?
Когда я в гневе — что мне шах Кавус?

Владыка, не к лицу тебе корона!
Ей лучше быть бы на хвосте дракона,

Чем на такой ничтожной голове!
Не веришь сам себе, так верь молве:

Ведь я тебя возвел на трон, когда ты
Стонал в оковах, гибелью объятый.

Не раз тебя от смерти я спасал,—
И трон, и власть, и жизнь тебе я дал!

Все страны, от Египта до Ирана,
От степи Чина до Мазандерана,

Склоняются в пыли передо мной,
Перед моим мечом и булавой.

Благодари меня, что шахом стал ты!
Что ж на Рустама гневом воспылал ты?

Я — раб творца, тебе же я не раб!
Могучий на тебя идет Сухраб;

Коль ты такою силою владеешь,
Сам с ним сражайся, если ты сумеешь!

Вы больше не увидите меня,
В Иране не пробуду я ни дня.

Когда меня избрать хотели шахом
Богатыри, охваченные страхом,

Я даже не взглянул на шахский трон.
Был мной обычай древний соблюден. [24] Я даже не взглянул на шахский трон. Был мной обычай древний соблюден. Согласно древним иранским религиозным и политическим традициям, царствовать мог лишь потомок шахов, который был наделен божественной благодатью, так называемым фарром, окружавшим голову венценосца в виде нимба, ореола. Рустам вспоминает о том, что, когда ему предложили венчаться на царство, он отказался, ссылаясь на этот обычай.

А ведь — когда бы взял венец и власть я,
Ты б не имел величия и счастья.

Достоин я всего, что ты сказал!
Ты за добро сторицей мне воздал!

На этот трон возвел я Кей-Кубада,—
И такова от сына мне награда!

Но если бы для твоего отца
Мечом своим не добыл я венца,

С горы Албурз Кубада не привез бы,
Его из небреженья не вознес бы —

И ты величьем бы не обладал.
Ты б оскорблять Рустама не дерзал!

Когда ты сам вовлек в беду Иран,
Спасать я вас пришел в Мазандеран.

И там я дива Белого убил,
И жизнь тебе и трон я возвратил.

Мой трон — седло, моя на поле слава,
Венец мой — шлем, весь мир моя держава.

Когда на вас туранец налетит,
Он никого из вас не пощадит…

Я ухожу, меня вы не ищите,
Пути спасенья сами находите!

Уйду. И впредь меня вам не видать,
Лежать вам в прахе здесь, а мне летать!»

На Рахша сел Рустам и прочь умчался,
На нем доспех от гнева разрывался.

У всех от скорби омрачился дух;
Они — лишь стадо, а Рустам — пастух.

Пришли к Гударзу, молвили: «Разбиты
Устои наши. Встань, Иран спаси ты!