Хаким Фирдоуси - Шах-наме

И потрепал коня, и оседлал он,
И сел, и по майдану проскакал он.

Он был в седле, как Бисутун-гора,
Копье в его руке — как столб шатра.

Сказал Сухраб: «Вот я конем владею,
Теперь я медлить права не имею!

Пора пойти, как грозовая тень,
И омрачить Кавусу божий день».

Сухраб, не медля, воротясь с майдана,
Готовить стал поход против Ирана.

И лучшие воители земли —
Богатыри — на зов его пришли.

А деда — шаха — в трудном деле этом
Просил Сухраб помочь ему советом.

Шах перед ним хранилища открыл,
Всем снаряженьем бранным снарядил,

И золотой казною и жемчужной,
Верблюдов и коней дал, сколько нужно,

Для войск несметных — боевой доспех,
Чтоб всадникам сопутствовал успех.

Он расточил для внука складов недра,
Любимца одарил по-царски щедро.

Узнал Афрасиаб, что — полный сил —
Сухраб корабль свой на воду спустил.

Хоть молоко обсохнуть не успело
На подбородке — в бой он рвется смело.

Что меч его грозящий обнажен,
Что с Кей-Кавусом битвы ищет он.

Что войско он большое собирает,
Что старших над собою он не знает.

И больше: встала доблести звезда,
Не виданная в прежние года.

И, наконец, — везде толкуют прямо,
Что это сын великого Рустама.

Афрасиаб известьям этим внял
И смехом и весельем засиял.

Он из своих старейших приближенных
Двух выбрал, в ратном деле умудренных,

Бармана и Хумана — двух гонцов;
Три сотни тысяч дал он им бойцов

И наказал, к Сухрабу посылая:
«Пусть будет скрытой тайна роковая!..

Когда они сойдутся наконец —
Нельзя, чтоб сына вдруг узнал отец,

Чтоб даже чувства им не подсказали,
Чтоб по приметам правды не узнали…

Быть может, престарелый лев-Рустам
Убит рукой Сухраба будет там.

И мы тогда Иран возьмем без страха,
И тесен будет мир для Кавус-шаха.

Ну, а тогда уж средство мы найдем,
Как усыпить Сухраба вечным сном.

А если старый сына в ратном споре
Убьет — его душа сгорит от горя».

И подняли послы свой шумный стан,
И бодрые покинули Туран.

Вели они к Сухрабу в Саманган
С богатыми дарами караван.

Трон бирюзовый с золотой короной
И драгоценное подножье трона

Могучие верблюды понесли.
Гонцы посланье шахское везли:

«О лев! Бери Иран — источник споров!
Мир защити от смут и от раздоров!

Ведь Саманган, Иран, Туран давно
Должны бы слиться в целое одно.

Я дам войска — веди, распоряжайся,
Сядь на престол, короною венчайся!

Таких же, как Хуман и мой Барман,
Воинственных вождей не знал Туран.

И вот я шлю тебе их под начало.
Пусть погостят у вас они сначала.

А хочешь воевать — на бой пойдут,
Врагам твоим покоя не дадут!»

И в путь поднялся караван богатый,
Повез письмо, венец, и трон, и злато.

Когда Сухраб узнал о том, он сам
Навстречу славным поднялся послам.

Встречать Хумана в поле с дедом выйдя.
Возликовал он, море войск увидя.

Когда ж Сухраба увидал Хуман —
Плеча, и шею, и могучий стан,—

Он им залюбовался, пораженный,
И с головой почтительно склоненной,

Вручил ему, молитву сотворя,
Подарки и послание царя.

«Прочти, о лев, — сказал он, — строки эти
И не спеша подумай об ответе».

Прочел Сухраб. Он медлить не хотел,
В поход войска готовить он велел.

И войск вожди, что жаждой битв горели,
На скакунов, как ветер быстрых, сели,

Тимпаны и литавры загремели,
Пошли войска, как волны зашумели.

И не сдержали б их ни исполин,
Ни львы пустынь, ни кит морских пучин.

Вошел в Иран Сухраб, все сокрушая,
Дотла сжигая и опустошая.

На рубеже Ирана возведен
Был замок. «Белым замком» звался он.