Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Шах показал и мужество в бою,
И доблесть, и решительность свою.

И многих славных витязей убил он,
Но принужден спасаться бегством был он.

Скакал он от погони налегке,
Совсем один — кабульский меч в руке.

Он мчался, словно молния из тучи;
Вдруг мельницу над речкою гремучей

Увидел. И, застигнутый бедой,
Укрылся он на мельнице пустой.

Вдоль речки Зарк туранцы следом рыщут,
Они царя за каждым камнем ищут.

Коня, спасаясь бегством, бросил шах
И меч оставил в золотых ножнах.

Вся сбруя чистым золотом сверкала,—
В глазах туранцев алчность запылала.

А шах, оставшись в мельнице пустой,
Нашел охапку там травы сухой,

И сел на ту охапку шах Ирана…
Таков закон обители обмана!

Паденье тем страшней, чем выше взлет.
Был трон царя вчера — как небосвод;

Теперь его удел — сидеть на сене
И горечь пить обид и сожалений.

Ты дорожишь обителью тщеты?
Иль грохота литавр не слышишь ты? [68] Иль грохота литавр не слышишь ты? — На Востоке перед отправлением каравана в путь били в барабан; в персидско таджикской поэзии смертный час сравнивался с часом отправления каравана.

«Пора! — взывает грохот отдаленный,—
Твоя могила у ступени тронной!..»

Во рту ни крошки, в сердце тяжело…
Так шах сидел, пока не рассвело.

Вернулся мельник в мельницу с зарею,
Принес травы охапку за спиною.

И онемел, увидев пред собой
Богатыря в кольчуге золотой.

Потом спросил царя: «О солнцеликий,
Как ты попал в безлюдный край наш дикий?

Тебе не место мельница, о князь,
Где лишь травы охапка, пыль и грязь.

Что ты за человек? У нас в пустыне
Таких, как ты, не видел я доныне».

«Иранец я, — ответил шах ему,—
От тюрков скрылся я в твоем дому».

И мельник подмигнул в ответ лукаво:
«Я беден, — не в укор такая слава;

Но коль не брезгуешь, то у меня
Есть и чеснок, и хлеб из ячменя.

Все принесу, поешь, хоть и несладко!
У бедняков всю жизнь во всем нехватка».

Был шах в бою три дня, не ел, не спал,
Ячменный хлеб, вздыхая, он вкушал…

И мельнику сказал Махой: «Скорей!
Веди моих людей, врага убей!»

Услышав это, мельник устрашился,
Но он с Махоем спорить не решился

И в ночь изана, в месяце хурдад,
Пошел на мельницу; за ним отряд.

Когда он вышел из дворца марзбана,
От горя он качался, словно пьяный.

Сказал правитель всадникам своим:
«Летите вслед за мельником, как дым!»

Сказал им, чтоб одежды дорогие,
И башмаки, и серьги золотые

Не вздумали бы кровью заливать,
Что надо все с царя сперва сорвать.

Убогий мельник, от Махоя выйдя,
Спешил домой, от слез пути не видя,

И говорил: «О господи, внемли!
Спаси, владыка неба и земли!

Пускай Махой отменит приказанье!
Да не свершится это злодеянье!»

И подошел он к шаху весь в слезах.
Рот — как земля, на сердце стыд и страх.

Вплотную к шаху подойти посмел он —
Так, будто что-то на ухо хотел он

Шепнуть… И нож царю в живот вонзил.
Шах только вздох тяжелый испустил.

Пал головой венчанной царь вселенной
На не доеденный им хлеб ячменный.

Веления светил для нас темны,
Пал Йездигерд, казненный без вины.

Так из царей не умирал никто,
Так из мужей не умирал никто.

Нет, видно, разума у небосвода,—
То милость от него, а то — невзгода.