Хаким Фирдоуси - Шах-наме

«Как ты пошел, супруг мой, как пришел?
Да будешь ты далек от бед и зол!

Седого Заля каково обличье?
Престол его влечет, гнездо ли птичье?

Видны ли человека в нем черты?
Отважно ль сердце? Помыслы чисты?»

Михраб ответил на слова царицы:
«Платан мой среброгрудый, лунолицый!

Во всей вселенной нет богатырей,
Подобных Залю силою своей,

Нет росписи и нет дворца такого
С изображеньем храбреца такого.

Пред ликом Заля никнет аргуван,
Он молод, бодр и счастьем осиян.

Один порок, что голова седая:
Так скажет муж, придирчиво взирая,

Но знай, что Заля красит седина,
Сказал бы, что чарует нас она!»

Отцу внимала Рудаба с волненьем,
Краснея, вспыхнула цветком весенним.

Она теперь покоя лишена:
Душа любовью к Залю зажжена!

Страсть воцарилась в сердце, свергнув разум,
И нрав и мысли изменились разом.

А было у нее служанок пять,
Пять любящих рабынь, тюрчанок пять.

Сказала тем служанкам несравненным:
«Хочу поведать вам о сокровенном.

Наперсницы, пред вами не таюсь,
Я с вами всеми тайнами делюсь.

Узнайте же, внимая мне с участьем,—
Да озарятся ваши годы счастьем,—

Я влюблена. Любовь моя сильна,
Как моря непокорная волна.

Сын Сама овладел моей душою,
Он и во сне стоит передо мною.

Люблю его и думаю о нем,
К нему и ночью я стремлюсь и днем.

Надумать способ вы должны, рабыни,
Чтоб я от мук избавилась отныне».

Служанки подивились тем словам:
Такие речи для царевны — срам!

Вскочили, будто бесы в них вселились,
С упреками к царевне обратились:

«Венец владычиц мира, ты светло
Вздымаешь над царевнами чело,

Ты славишься от Хинда и до Чина,
Блестящий перстень, красоты вершина!

Где кипарис, чей тонок стан, как твой?
Лучи Плеяд затмил твой лик живой!

Индийский раджа, полон восхищенья,
Кейсару шлет твое изображенье.

А ты? Не знаешь, видно, ты стыда,
Отца ты обесчестишь навсегда!

Того ты любишь, кто творцом отринут,
Того, кто был своим отцом покинут,

Кто птицей был вскормлен в гнезде глухом,
Кого клеймят на сборище людском.

Нигде от женщин старцы не родятся,
А если родились, так не плодятся.

Весь мир в тебя влюблен, тобой сражен,
Во всех дворцах твой лик изображен,

Твои глаза увидев, стан упругий,
Светило дня пойдет к тебе в супруги!»

Повеял ветер, на огонь дыша,—
Так у царевны вспыхнула душа,

И отвернулась от служанок дева,
Закрыв глаза, исполненные гнева.

Придя в себя, от ярости бледна,
Нахмурив брови, крикнула она:

«Нелепа ваша речь, глупа, незрела,
Таким речам внимать — пустое дело!

Ни раджу, ни хакана не хочу,
Царя царей Ирана не хочу,

Я только одному женою стану,—
Плечистому, высокому Дастану!

Слывет он старцем или молодым —
Соединю я душу только с ним!»

Услышав сердца страстного, больного
Смятенный крик, в одно сказали слово

Прислужницы: «Ты — наша госпожа,
Тебя мы любим, преданно служа.

Исполним, что велишь, без промедленья,—
Да приведут к добру твои веленья.

Когда тебе потребна ворожба,
Мы целый мир обманем, Рудаба,

В колдуний превратимся мы, в газелей,
Взлетим к пернатым ради наших целей».

Раскрыла Рудаба свои уста,
Улыбкой озарилась красота:

«Когда вы слово в дело обратите,
Вы древо плодоносное взрастите,

Как яхонт, будет ценен каждый плод,
И те плоды наш разум соберет».

Прислужницы расстались с госпожою,
Ей послужить желая всей душою.

Убрав цветами косы и надев
Парчу из Рума, пять прекрасных дев

Пошли к реке, пошли тропой прохладной.
Равны весне — цветущей и нарядной.

Был месяц фарвардин, был новый год.
На правом берегу прозрачных вод