Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Ты отдала мне душу, сердце, тело,
Из-за меня так много претерпела.

Из-за меня решила потерять
Венец, престол, родных, отца и мать.

Но если вырвусь из драконьей пасти
И юности мне улыбнется счастье,—

Как бог велит, достигну торжества,
Я засучу для битвы рукава,

Тебе служить, как самодержцу, буду,
Я за тобой последую повсюду.

Вновь ношу подними. Она трудна,
Но верю, будешь ты награждена».

…Вот за дровами в лес она стремится,
Порхает по сухим ветвям, как птица.

Ей светит солнце, а в руках — дрова.
В лесу вступает ночь в свои права.

Уходит солнце за гористый выступ,
А войско ночи движется на приступ.

Уже объемлет землю тишина
И в тайну явь земли превращена.

День обращает в бегство рать ночная
И солнце угасает, отступая.

Пошла царевна, пламя развела.
Ночь, — скажешь, — загорелась, как смола!

Вдруг слышит, — не кувшин звенит ли медный?
То Рахша топот, звон копыт победный!

Рустам облек в кольчугу мощный стан,
Стянул ее завязки Тахамтан.

Он обратил к Йездану взор открытый,
Он попросил опоры и защиты.

Сказал: «Бижана я хочу спасти,—
Да слепнет недруг на моем пути!»

Семь витязей своих собрал он вместе,
Велел им опоясаться для мести.

Помчались, чтобы уничтожить зло,
Под каждым — тополевое седло.

Был впереди Рустам, пред ними — пламень,
Который озарял Аквана камень. [42] Который озарял Аквана камень . — Имеется в виду камень, который закрывал вход в пещеру Акван-дива, убитого Рустамом.

Когда они подъехали к костру,
Увидели и камень и нору,

Сказал Рустам блистательной дружине:
«Лицо земли топтать мы будем ныне.

За труд возьмемся с пылом боевым,
От камня вход в тюрьму освободим».

Семь витязей сошли на землю живо,
Чтоб камень отвалить морского дива.

Изнемогли в поту, в грязи, в пыли,
А камень с места сдвинуть не могли.

В бессилье задыхался каждый воин,
И только этот камень был спокоен.

Рустам сошел с коня и сделал шаг,
Заткнул подол кольчуги за кушак,

Молясь творцу, чтоб силу зла низринул.
Уверенно он камень с места сдвинул,

Забросил в лес китайский, далеко,—
Земля, дрожа, вздохнула глубоко.

Воззвал к Бижану, что познал мученье:
«Как чувствуешь себя ты в заточенье?

Ты мог от мира столько взять услад,
Но кубок взял, в который налит яд!»

Бижан ему ответил из колодца:
«Был труден путь в Туран для полководца?

Явился ты, — расстался я с бедой:
Весь яд вселенной стал живой водой!

А я живу, почти не видя хлеба,
Земля железом стала, камнем — небо.

Уже я смерти ждал, я изнемог
Из-за обилья горя и тревог».

Сказал Рустам: «Страдать не будешь боле,
Тебя всевышний вырвал из неволи.

Теперь, безгрешный, чья душа честна,
Есть просьба у меня к тебе одна.

Даруй Гургину светлое прощенье,
Да не живет в твоей душе отмщенье».

Сказал Бижан: «Ты разумом богат,—
Узнай, как предо мной он виноват!

Не знаешь ты, всесильный, величавый,
Какой вкусил я от него отравы!

Пусть попадет мне в руки прежний друг,—
Не вырвется Гургин из этих рук!»

Рустам воскликнул: «Если, злоедушен,
Моим словам не будешь ты послушен,

Оставлю я тебя, вернусь домой,
А ты сгниешь, замученный тюрьмой»,

Услышав речь Рустама, заключенный
Издал из глубины темницы стоны:

«Забыл я, каково сиянье дня,
Нет витязя несчастнее меня:

Я должен даже в этот день безвинно
Стерпеть коварство и простить Гургина!

Ну что ж, его прощаю навсегда,
Ушла из сердца моего вражда».

Тогда Рустам аркан закинул в яму,
И вот Бижан, в цепях, предстал Рустаму:

Он грязен, как дикарь, и волосат,
И гол, и ногти длинные торчат.