Марина Хлебникова: Сборник стихов

Оглянись же по-прежнему —
Пусть не нежно, но бережно,
На святую и грешную,
На ушедшую женщину.

Оглянись по-хорошему
На дарёную грошиком —
Ту, что в жизни непрошено
Проросла подорожником.

Не сосной, не осиною,
А травой–однолеткою,
И любовь не насилуя,
Не стремилась в пресветлые.

Отогрела, утешила,
Не кричала, что брошена…
На ушедшую женщину
Оглянись по-хорошему.

Отчего вы хмуритесь, герр Питер?
Вам ли эта сырость не родня?..
Пожалейте старого коня —
Пусть опустит медные копыта.

И плевать, что скажет заграница —
Петухом споёт или совою…
Отпустите лошадь подкормиться
Скудной ленинградскою травою.

Ветхими копытами потренькав,
Без кнута пойдет к траве и горна…
Лошадям ходить на четвереньках
Вовсе не грешно и не позорно.

Куплена лучшая в мире бумага —
бумага бумаг!
Выверен жест, чтоб слова
полетели птицами!
В садике ветер качает пустой гамак
И шевелит забытыми в нём страницами,
А дирижер руки поднял и так — застыл,
Замер оркестр озадаченно и покорно,
Всё перепуталось, фронтом вдруг стал тыл,
Тьмою — звезда, свирелью — валторна.
Поезд ползёт к рубежу. Гранит границ
Вырос, как в сказке, в минуту на ровном месте.
Где-то журавль? А по клеткам пяток синиц,
Тощих, но радостных, что голодают не вместе.
Спрятал глаза отставной чародей и маг,
Глыба любви перетерлась в дорожный щебень,
И кому нужна теперь лучшая из бумаг,
Если на ней и не виден синичий щебет.

Пахнет скукой аптечной,
Небосвод — как дыра.
Утро выцвело в вечер,
День ушел во вчера —

Пробежал пустозвонно,
Без особых примет,
Скрипнул дверью балконной —
И ищи его — нет!

Не расцвеченный счастьем,
Не размытый бедой,
Как соседское «Здрасте!» —
Равнодушно-пустой…

Бог с ним, пусть себе тает —
Не ищу в нем ответ!..
А у вас не бывает
Дней, как стертых монет?..

«Короче» — медное слово
Из словаря людоедов,
«Короче» — синий рубец
От замаха нагайки.
«Короче» — и заворачиваются гайки,
До срыва резьбы,
До визга металла…
«Короче», прости, я устала,
Я стала короче,
Стираясь о серость асфальта.
В нём иногда запекается смальта,
Но это — смальта асфальта,
А не мозаика Равенны…
Я ухожу постепенно,
Становясь всё короче,
Как гномы в свои катакомбы, —
Без продолжений и прочего…

Великих замыслов не жаль,
И Божий промысел неведом…
Вернись ко мне, моя печаль,
Я накормлю тебя обедом.
По нашим скудным временам —
Великопостным, вермишельным —
Бутылку красного вина
Мы разопьём под Мери Шелли!
Не пропадай. Пиши. Звони.
Обозначайся раз в полгода…
Я жгу маячные огни
И не взираю на погоду!..
А ты увидь. Протрём хрусталь
И за полуночным обедом
Решим, что прошлого не жаль,
Коль Божий промысел неведом…

Мои деревянные сабо
Стреляют нахально и гулко
В безлюдном ночном переходе
Напротив вокзальных колонн.
Здесь утром веселые бабы
Выносят румяные булки,
Снимая налог подоходный
С меняющих завтрак на сон.
Здесь утром кавказские люди
Торгуют цветочным товаром,
Пакуя заботливо розы
В прозрачный нетающий лёд.
И дамочки, выпятив груди,
Покрытые южным загаром,
Плывут караваном с «Привоза»,
Сдувая с надгубия пот.
Здесь тонко бренча золотишком,
Цыганки гадают приезжим,
Поскольку всё ясно с любовью
В казённых домах отпусков.
И смуглые девы небрежно,
Как пенку, снимают излишки
У жаждущих благ и здоровья
Владельцев тугих кошельков.
Здесь утром пройдёт поливальник,
Оставив недолгие лужи,
Вчерашнюю пыль не смывая,
А только слегка оросив.
И город, как дед повивальный,
Народ поторопит наружу
К призывно звенящим трамваям
И к зеленоглазым такси.
Мои деревянные сабо
Считают ночные ступени,
Ломая привычную «Terra
Incognita» ночи и снов.
И вслед мне неслышно и слабо
Колышутся тёплые тени
Деревьев вокзального сквера
И тёмных вокзальных кустов…

Не рвусь к Олимпу — больше тянет к бардам,
В карманах очень часто — пустота,
Но не играю меченою картой
И не боюсь оплачивать счета.