Олег Зоин - Крик в тумане

Красавицу из драмтеатра
Притом особо отмечал…
Приватное,
Сугубо, так сказать, кроватное,
Кто молод был — тот не скучал!

Днепропетровск.
Забавно вспомнить —
Я там витийствовал, как бог,
И возникали, значит, домны
В весьма короткий,
Сжатый срок.

Там, на проспекте Карла Маркса,
Я часто лично возникал,
И пробегали толпы маршем,
Когда я в праздник их скликал.

Мне те места вдвойне знакомы,
Там, за Днепром, — Днепродзержинск.
Теперь там памятничек скромный —
Я лично,
В сквере, словно джинн…

При Кормчем нас судьба мотала —
Такое времечко было́!
Оно же Сталина прибрало,
И стало на душе светло…

Но здесь — молчок!
Конец запеву,
Пора за первую главу!
Взбодрися, мысль,
Беги из хлева,
Как гусь на росную траву…

Кончался первый год без Сталина.
И вот, в начале января,
Меня в Москву вдруг кличут, стало быть,
Пред очи Генсекретаря!
Примчался я из Бессарабии.
Вошел.
Посажен был в углу.
Он, в кресле преющий расслабленно,
Мне показался жутко глуп.
«Готовь-ка, значит, сидор, Лёха.
На юге отдохнул и — хвать!
Такая, милый мой, эпоха —
Нам надо целину сломать!..
Тебе поручим в Казахстане
Покняжить местных остряков.
Ты завтра,
Коль пораньше встанешь,
На самолет и — будь таков!
Знай — тамошнее руководство
Ну, прямо на змее змея!
Зажрались баи.
Хлещут водку
И игнорируют меня!
Задумал я военнопленных
В борьбе с казахами не брать…
Лети, Лексей,
Сзывай там Пленум
И всех сымай,
Туды их мать!»

Я вышел злой.
В душе — смятенье.
За что такая маята?
И вот лечу по направленью
Аула Гросс-Алма-Ата.
Весьма невидный городишко —
Базар,
Арбузы,
Жёлтый лист…
Подумалось, что здесь мне крышка,
Что сдохну здесь под ветра свист.

Не помню, как я очутился,
У домика, где в час войны,
В эвакуации ютился
Курдюк моей родной жены.
Зайти бы,
Выставить бутылку
На стол хмельного коньяку
И пожелать бы в тосте пылком
Сто лет казаху-старику…
Но не зашел. Раздумал.
Шустро
Бутылку выжрет борода.
Мне ж с рюмки станет только грустно —
Командировочных не густо
Никита выдавал тогда.

Иду — базар.
Знать, был он рядом.
Я стал, в рядах ходя, вникать.
Базар,
Он опытному взгляду
Мог многое повествовать!
Хоть 25 годков минуло,
Но стыдно, братцы, вспоминать —
С базара пустотой пахнуло,
Как будто здесь промчалась рать.
Винцом отвратным так разило,
Что потянуло на коньяк.
Под тополем сидел верзила.
Без ног.
Небритый.
Банабак.
Послал меня он за Арал.
Короче, выступил негоже.
Я встрепенулся. Возжелал
Заехать в фронтовую рожу…

Но (но!) лишь плюнул против ветра,
Ругнул его в три этажа
И, придержав шляпо из фетра,
Пошел задать всем мандража…

……………………………………………

Знамо, что за океаном —
Дядя Сэм с большим карманом,
А у него подрос племяш —
Так про него рассказец наш…

Время шло и, наконец,
Оперился тот юнец —
Жизнь прожил кинокартинно
И под старость, нагл и глуп,
Стал политиком, скотина,
Против нас копает вглубь.

В то же время в снежном мраке
Расцветающей страны
После крупной с Фрицем драки
Свои мужали пацаны.

Анкел Джо, сходя в могилу,
Мысленно перекрестясь,
Завещал сынкам постылым
Бдить диктаторскую власть.

Мы недолго горевали,
Погрустили хо-р-ро-шо!
Потом позорно вынимали
Из мавзолея анкла Джо.

Точней, Никита-Кукурузник…
(На что проворным падлом слыл,
Однако как-то раз под гузно
Тремя друзьями поддан был.)

На то и партия, чтоб скоро
Текла история. И вот
Один из трех исчез как Моро,
Другой — совсем наоборот.

А третий… Я, как долгожитель,
Тащу телегу за троих.
Со мною, братцы, не шутите,
Не понимаю шуток — псих!

На Малой был, видать, контужен
И до конца войны дремал,
Пока Большую Землю Жуков
Мужицкой грудью прикрывал.

Но рок неумолим. Разрядку
Я долго-долго возводил.
Всё по кирпичику, внакладку,
Хитрил, но чуть перемудрил…

И вызвал злобу дяди Сэма
И племяша, который Рон.
Теперь бы ногу сунуть в стремя
И в ствол загнать, как встарь, патрон…