Юз Алешковский - Средь других имен

Все близится желанный жданный час,
Кладущий грани между тьмой и светом.
Что ждет меня и каждого из нас,
Перешагнувшего через черту запреток?..

Я к вам пришел с открытою душой
Из логова затравленного зверя;
Такой, как был — веселый и простой,
Лжи лицемерной, как ребенок, веря.

За эту простоту, за этот чистый пыл
Ждала меня тяжелая расплата:
Ваш приговор так беспощаден был,
Как правосудье Понтия Пилата.

Теперь окончен путь, и на Голгофе крест.
Так по какому же не данному вам праву
Казнить и миловать, забывши стыд и честь,
Казните вы меня, а не Варраву?

Я перед вами и распятый не смолчу.
Мне ни пощада не нужна, ни жалость.
Свое перо я отточить хочу,
Как лезвие холодного кинжала.

Я не могу понять, ужели и теперь
Боитесь вы кровавой злобной тени
Того, кто некогда как беспощадный зверь
Взошел на тронные кремлевские ступени.

Иль, может быть, вы сами таковы,
И вам милы стальные наши цепи,
И это по приказу из Москвы
Здесь снятся сны, час от часу нелепей?..

Вы помните, как мне хотелось жить?
Вы видите — опустошен теперь я.
Какой же счет за это предъявить
Я должен вам, Лаврентий Палыч Берия?

Ни вам, ни мне друг друга не простить!
Я и сейчас в глаза сказать не струшу:
Христос и тот не смог бы полюбить
Того, кто плюнул в человечью душу.

Года идут, безжалостное время
На все кладет свой беспощадный след.
С тех пор, как нас с тобою разлучили,
Прошло тринадцать долгих страшных лет.

Идя дорогой тяжких испытаний,
Пройдя полсвета, выбившись из сил,
Свою любовь — крупинку мирозданья
Я для тебя нетронутой хранил.

И вот теперь, когда мы снова рядом,
Когда для чувства больше нет преград,
Ты смотришь на меня таким же теплым взглядом,
Как и тогда, тринадцать лет назад.

И я хочу сегодня, дорогая,
Сказать тебе такие же слова,
Как в том далеком и счастливом мае,
Когда нам вместе было сорок два.

Я и теперь мальчишески несносен,
Ты у меня по-прежнему одна,
Как будто в нашу золотую осень
Вернулась вновь цветущая весна.

Празднично нарядна золотая осень,
Клены обгоняют в яркости закат,
Только лишь у елей и лохматых сосен
Строг и непригляден будничный наряд.
Но зато у елей и лохматых сосен
Ветви не боятся зимних непогод —
Листья умирают в золотую осень,
Хвоя ж и под снегом, и в мороз живет.
А когда на небе заиграет просинь
И упругий ветер налетит вразбег,
Раскачает ветер лапы старых сосен
И с верхушек елей сгонит стылый снег.
Я отлично знаю то, что я не вечен,
Что седое время — груз не по плечам,
Но живые руки протянуть навстречу
Я хотел бы первым солнечным лучам.

Говорите со мной, говорите, березы,
Мне так дорог ваш милый, ваш вечный язык!
То роса у меня на ресницах, не слезы.
Я за годы скитания плакать отвык.

Снова здесь я, на родине, снова я с вами.
И теперь, вероятно, уже навсегда.
Пусть не манят меня заливными гудками
За рекой уходящие вдаль поезда.

Пусть не манят меня в чужедальные страны —
Нету края милей, чем тот край, где я рос.
И не знаю я в жизни болезненней раны,
Чем неволя вдали от родимых берез.

Говорите ж со мной, говорите, сестренки,
Буду слушать ваш лепет, уткнувшись в траву,
Буду слушать, как ветер родимой сторонки
Нежно, нежно шевелит резную листву.

Здравствуй, товарищ бывший храм,
Безголосая колокольня.
Мы теперь оба с тобою — хлам,
Оба судьбой недовольны.

С верхушки твоей поснимали кресты,
Твою золотую святыню;
А у меня растоптали мечты,
Мой сад превратили в пустыню.

Фундаментом крепко ты в землю врос,
И в этом твое преимущество.
Ты и сейчас стоишь как утес,
Как призрак былого могущества.

Я же шлепок судьбы ощутил
Своей недубленой кожею.
Злой ветер понес меня и прибил
Сюда, к твоему подножью.

Ну что ж, подождем, быть может, придут
Когда-нибудь штукатуры,
Подправят нас и доску прибьют:
Памятник архитектуры.