Вера Павлова - Стихотворения

День катился золотой,
в проточном воздухе реяли
между небом и землёй
сигналы точного времени.
Материл коров пастух,
солнце ласкало нас, голеньких,
превращая в птичий пух
шерсть на предплечьях и голенях.

Ты рыбачил, я сочиняла line и строка, и леска леска запутывалась, я ныряла,
дёргала слишком резко леска рвалась, я помогала
менять крючок и грузило.
Даль голубела. Солнце сияло.
Лето не уходило.

Довольно уже тревог,
довольно уже разлук!
Сердце моё коробок,
в котором скребётся жук.
Кормила его травой,
показывала большим,
прислушивалась: живой,
вытряхивала: бежим!

Ворон на голой ветке гений погребений.
Памятники пометки
на полях сражений.
Только уже не вспомнить,
ради каких выгод
время сломало ноготь,
отчеркнув период.

время уступать место
тем кто мне уступает
место в общественном транспорте
в час пик

Вот и пришли времена
мать от груди отнимать.
Зачем мужчине жена?
Помочь оплакивать мать.
Скоро узнаешь и ты,
что колыбельно сладки
под чёрным платьем беды
напрягшиеся соски.

в сумерках сиротливо
ворона каркает
с ветром играет крапива
краплёными картами
в первом подъезде попойка
дождь накрапывает
старик несёт на помойку
пальто осеннее женское добротное драповое

Зайдёт за облако темно.
Разоблачится слишком ярко.
Невеста белое пятно
на пёстрой карте Сентрал Парка.
Фотограф пятиног. Идут
к пруду. Подол приподнимая,
пересекает яхта пруд
радиоуправляемая.

Вот ящик для утиля.
Вот яма для компоста.
Вот лужу замостили
решётками с погоста.
Вот бравые ребята
идут на дискотеку.
Вот пугало распято
воронам на потеху.

"Нет, объясни, почему ты не любишь театр?" спросила после экзамена дочь, студентка
РАТИ: четыре с минусом за леди Макбет,
за то, что кричала, падала, билась, тёрла
нежные ручки о грязные половицы
так усердно, что после, довольно долго,
костяшки пальцев гноились и кровоточили.

Беременная чёрная кошка
перебежала дорогу что это может значить?
Усилится ли несчастье,
если черны котята,
серая масть потомства
лишит ли примету силы?
Что ж, поживём увидим.

Я не выброшусь из окна,
я не люблю мусор под окном,
я ничего не выбрасываю в окно,
кроме фруктовых косточек вдруг
примутся, прорастут?

Под камнем сим пустое тело
той, что сказала не со зла
гораздо больше, чем хотела,
гораздо меньше, чем могла.

Искала слова, которые
ни разу не были песней,
и вдруг поняла, что втборою,
в терцию петь интересней.
Просила силы и мужества,
жила, превышая скорость,
и вдруг поняла, что слушаться
в сто раз приятней, чем спорить.

Семья это семь ты:
ты ласковый, ты курящий,
ты снящийся, ты не спящий,
спортивный канал смотрящий,
молчащий до хрипоты.

С богом, в небо, путем проторенным
пятнадцать часов от дому до дому.
Счастье это горе, которому
удалось придать совершенную форму.
Памятник, нерукотворный из пролитых
мною слез ледяная баба,
нос морковкой. Среди слезоголиков
почетное место занять могла бы.

Я не вру, а слово врет,
фразы складываются косо.
Говорю, как будто рот
не опомнился от наркоза,
под которым вырван зуб
то ли мудрости, то ли чести.
Разговор нелеп и груб.
Может, лучше поплачем вместе?

Одной любовью жива,
другие напрочь забыв,
одни и те же слова
пою на разный мотив
то баховский, то блатной.
Ложатся один в один,
как Хасбулат удалой
на американский гимн.

Шале под горой, виноградника вязь
Жители рая,
на первый-второй рассчитайсь!
Первый. Вторая.

Трудолюбив напарник,
крови богата руда.
Сердце мое, ударник
сизифова кап. труда,
иррационализатор,
автор печальных книг,
веселых книг соавтор,
отличник, передовик.

Заплетала косички,
в музыкалку вела.
Прививала привычки.
Упрямство привила.
Бах, Клементи и Черни,
приходите спасать
от придури дочерней
одуревшую мать!