Вера Павлова - Нежней не бывает

после первого свиданья
спала как убитая
после второго свиданья
спала как раненая
после третьего свиданья
спала как воскресшая
после четвертого свиданья
спала с мужем

Слава рукам, превратившим шрам
в эрогенную зону,
слава рукам, превратившим в храм
домик сезонный,
рукам, преподавшим другим рукам
урок красноречья, –
вечная слава твоим рукам,
локтям, предплечьям!

Твое присутствие во мне меня –
ет все вовне и все во мне меняет,
и мнится: манит соловей меня,
и тополя меня осеменяют,
и облака – не облака, – дымы
от тех костров, где прошлое сгорело
и, выгорев дотла, осталось цело,
и эти двое на скамейке – мы.

Дом – это место для слушанья голоса ветра,
для рассуждений о криках под окнами
в полночь,
для размещенья и перемещения книжек,
чашек, подушек, квитанций на чистку одежды.
Дом – это мир существительных,
осуществлений,
мир до-мажора арпеджио под абажуром
и поцелуев, которые будят ребенка,
и разговоров о лучшем, несбыточном доме.

Считай меня глухонемой
и черно-белой,
считай, что этот дом – не мой,
что хочешь, делай
со мной и без меня – стерплю
слова, побои…
Считай, что я тебя люблю.
Что я – с тобою.

Мам, а небо далеко?
Далеко.
Мам, а море далеко?
Далеко.
Мам, а солнце далеко?
Далеко.
Мам, а папа далеко?
Далеко.

Летом всякий ветер с моря.
Зимой всякий снег с гор.
Душу свою до предела просторя,
выяснишь: безграничен простор.
Осенью, ливнем дыша и дымом,
по весне, на ландыш дыша
или просто проснувшись любимым,
выяснишь: безгранична душа.

Свеча горела на столе,
а мы старались так улечься,
чтоб на какой-то потолок
ложились тени. Бесполезно!
Разве что стоя над столом,
о стол руками опираясь
и нависая над свечой.
Так – да. Но только рук скрещенья.

кому-то в беде посылают ангелов
мне посылают людей
то ли на всех не хватает ангелов
то ли хватает людей
то ли посланных мне ангелов
принимаю впотьмах за людей
то ли в людях вижу ангелов
и не вижу людей

Новость, от которой сердце
бьётся, как дитя в утробе:
не нашли его во гробе!
Ничего там нет, во гробе!
Ничегошеньки – во гробе!
А куда из гроба деться,
кроме… Взгляд и голос ввысь тяну.
Так – воистину? Воистину.

А может быть, биенье наших тел
рождает звук, который нам не слышен,
но слышен там, на облаках и выше,
но слышен тем, кому уже не слышен
обычный звук? А может, Он хотел
проверить нас на слух: целы? без трещин?
А может быть, Он бьёт мужчин о женщин
для этого?

Не могу на тебя смотреть, когда ты ешь.
Не могу на тебя смотреть, когда ты молишься.
Не могу, когда вынимаешь ногу из брюк.
Не могу, когда целуешь меня и берешь.
Не могу на тебя смотреть, когда ты спишь.
Не могу на тебя смотреть, когда тебя нет.
Не могу дождаться, когда же ты снова придёшь
и, помолившись, сядешь за стол есть.

соски эрогенны
чтоб было приятней кормить
пупок эрогенен
чтоб родину крепче любить
ладони и пальцы
чтоб радостней было творить
язык эрогенен
чтоб вынудить нас говорить

Творить? Ну что ты! – Створаживать
подкисшее житие,
житуху облагораживать,
чтоб легче было её
любить. И любить её, жирную,
как жёлтый пасхальный творог.
А ты мне про тайны надмирные,
а ты мне – восстань, пророк!

Хочешь, чтобы тебя слушали?
Чтобы к тебе прислушивались?
Ловили каждое слово?
Переглядывались – что он сказал? –
Хочешь? – Иди в машинисты,
води пригородные электрички,
говори свысока, небрежно:
Мичуринец, следующая Внуково.

если есть чего желать
значит будет о чем жалеть
если есть о чем жалеть
значит будет о чем вспомнить
если будет о чем вспомнить
значит не о чем было жалеть
если не о чем было жалеть
значит нечего было желать

Одиночество – это болезнь,
передающаяся половым путём.
Я не лезу, и ты не лезь.
Лучше просто побудем вдвоём,
поболтаем о том, о сём,
не о том, не о сём помолчим
и обнимемся, и поймём:
одинокий неизлечим.