Виталий Каплан - Стихотворения

Не приходите никогда!.

1990, октябрь

Сбываются стихи.

Уж это непременно.

Писали про тюрьму?

Ну что ж, сидеть в тюрьме нам.

Писали про огонь?

Гореть в лиловом пекле.

…Бумажные листы

помялись и поблекли,

Но все же в них сидит

безжалостная сила,

Которая, влетев,

нас даже не спросила.

И в воздухе кружась,

в густом, горячем, дымном,

Она не видит нас,

а мы ее – взаимно.

И в том еще беда -

мы бросить их не можем.

Стихи ведь не кинжал,

что дергают из ножен.

Мы думаем, что мы

над ними власть имеем,

Но это – Евы власть

над старым хитрым змеем.

В них – огненная смесь

пророчества с проклятьем.

И по миру теперь

назначено гулять им.

Нам страшный голос их,

видать, недаром слышен.

А кончатся они -

мы новые напишем.

1990, октябрь

Облетела ёлка новогодняя,

Кончились для ёлки времена.

Ни на что она теперь негодная.

Свалка нашей ёлке суждена.

Смотрит как общипанная курица

Ёлка из холодного угла,

За окном слепое небо хмурится.

В общем, невесёлые дела.

Не было на этот раз подарков нам,

Видно, Санта Клаус был сердит,

Но зато всю ночь ворона каркала -

Чуяла добычу впереди.

А за что и как – понятно каждому,

Кто умеет видеть сквозь туман.

Сладкой жизни мы с тобой не жаждали,

Не лизали розовый обман,

Не метали бисер… Вот поэтому

Нам такой обмылочек судьбы.

Не случайно были мы поэтами

Там, где нужно химиками быть.

Нашей ёлке свалка обеспечена,

Нам же – с привидениями бой.

В неком тёмном списке мы отмечены.

Лишь кусочек неба голубой,

Лишь звезда, что надвое не делится,

Песни, да ещё Благая Весть -

Больше нам и не на что надеяться.

Но достаточно того, что есть

1991, январь

Мне последнее время недоброе снится.

Очевидно, судьба посылает сигналы.

Вот вчера, например, я увидел больницу.

Согласитесь, что в этом приятного мало.

Прямо к небу тянулись кирпичные стены,

К небу, где облака точно мокрая вата.

Нет, не сам я искал эту грустную тему,

Но гляжу на железную дверь виновато.

…И конечно же, нету на окнах решёток.

Тем, кто здесь оказался, бежать бесполезно.

Корень жизни зачах, не спасти корешок тот

От уверенных лап неизвестной болезни.

Я бродил в паутине кривых коридоров.

Как меня это мучило, жгло и бесило!

Здесь лежали все те, кто мне близок и дорог,

Я ж один был здоров, полон жизни и силы.

Что, однако, я мог? Ни стрелой из бойницы,

Ни ракетной атакой – ничем не поможешь.

Злая сила висела над этой больницей,

И смеялась, и корчила хитрые рожи.

Я ушёл. Да и что мне ещё оставалось?

Укатил в темноту на гремящем трамвае.

Мне так больно ещё никогда не бывало,

Но зато я узнал, что такое – бывает.

Эти странные сны, видно, что-нибудь значат.

Не случайно являются бурые стены.

Я-то знаю, что с нами всё будет иначе.

…Ну а те, кто остался? Что станется с теми?

1991, март

Зачем на эту землю мы пришли?

Кто нас позвал? Кто встретил? Нет ответа.

Нас бросили в асфальтовой пыли

И ждали благодарности за это.

За что за это? За огонь и мглу?

…Мы, как могли, пытались разобраться.

Одни из нас присели на иглу,

Другие ждали мирового братства.

А между тем текла по трубам ложь,

По медным проводам летела грозно.

Лишь те, кто тёплой грудью встретил нож,

Узнали правду. Но, к несчастью, поздно.

А мы, хмельною дуростью полны,

Долбили стены лбом и дрались с тенью,

Но усмехались призраки из тьмы:

Они-то знали – неприступны стены.

Они-то знали – мы лишь пацаны,

Салаги, кровь с костями – словом, пища.

И лишь как пища призракам нужны.

Не всё ж им пробавляться по кладбищам.

А мы – бродяги, внуки Колымы,

Затянутые в драные штормовки.

Ещё с яслей готовы были мы

К тысячелетней сумрачной зимовке.

Но ждать пришлось недолго: лопнул лёд,

И мутная вода пошла стеною.

Кого подмыло, кто пошёл на взлёт,

Но тьма у всех стояла за спиною.

И что теперь? Никто не даст ответ.

В железной тьме попробуй оглядеться!

Лишь только звон в усталой голове,

Лишь белый пепел в обожжённом сердце.

Но раз уж мы на этот свет пришли,

Не убегать же в темень, в самом деле.

Тем более, что сотню раз могли,

Но слишком хорошо собой владели.