Уже не будут никогда.
Тебе не страшно? Или думаешь,
Что связи никакой и нет?
…Тогда, взлетев, сорви звезду мою
В слепой холодной вышине.
1992, март
Поверь, мой друг, не кончена игра,
И нам на переплавку не пора.
У нас ещё осталось кое-что.
…А беды утекут сквозь решето,
Сквозь сито времени в ночной туман,
В твой ненаписанный пока роман,
В мои стихи, в раскрытое окно…
И даром что на улице темно -
Мы видели с тобою дивный свет,
Который зажигался в голове
И в сердце. Так чего же нам теперь
Бояться пересудов и потерь?
Ещё коснёмся пальцами луны
И вылечим стихами злые сны,
И пробежим по утренней траве,
И скажем лесу дальнему: "Привет!"
И много будет всяких тёмных игр,
Но ты не бойся их, мой грустный тигр.
Поверь – мы только начали ещё,
Нам без толку за левое плечо
Смотреть. Там ничего пока и нет -
Ни призраков, ни яблок, ни монет.
Но впереди – небесный окоём!
Как думаешь, осилим путь вдвоём?
1992, март
Эпоха бешеных дождей,
Пылающего света,
Когда умчались по нужде
Хозяева планеты…
Когда кругом огни, дымы,
Спасаться не пора ли?
А мы с тобою в эти дни
Малину собирали.
Когда все резались вокруг
Осколками идиллий,
В прищуре глаз, в сплетеньи рук
Мы силу находили.
Что согревало? Лишь свеча
Да рыбные консервы.
Спросили мы: "Который час?"
И Бог ответил: "Первый…"
1992, апрель
Только белое пятнышко света,
Только лодка в тягучей воде.
И уже не нужны нам ответы,
Мы уже никогда и нигде,
Мы за гранью. И это не страшно,
Только скучно, как в пошлом кино,
А точнее, смешно и неважно.
И осталось нам только одно:
Только белое пятнышко света,
Только лодка в пустынной ночи -
Вот и всё… Но похоже, что это
Он и есть – огонёк той свечи,
Той, в которой ни боли, ни зла нет,
Что когда-то горела в руке.
…Лодка. Волны. И белое пламя
В тишине. В темноте. Вдалеке.
1992, апрель
Ну что ж, мы снова за столом.
Бокалы тонкие полны.
Беду отправили на слом,
И даже сладили со злом,
Текущим со слепой луны.
И были песни, шутки, смех,
И чай, и плюшки, и пирог…
Вот только посреди потех
Так больно вспоминать о тех,
Кто уж не ступит на порог.
О тех, чьи комнаты пусты,
О всех потерянных в ночи.
Без них и белый свет постыл,
И в наших чашках чай остыл,
И только боль в виске стучит.
И мы молчим. А к нам в окно
Глядит жестокая луна.
Мы с нею сладили давно.
Но отчего же так темно?
Что нам осталось? Имена.
1992, май
Горячие губы июньских ночей
Шептали тебе: "Ты ничей!"
И словно ответ на невольный вопрос -
Лиловые всполохи гроз.
И ты просыпался в предутренней мгле,
Где капли воды на стекле
Сливались в слова: "Ты нигде и ни в чём!
Ты разве не понял ещё?"
…И, вестники утренней жёлтой жары,
Звенели ещё комары,
А в небе уже полыхала заря -
Без толку, без цели, зазря.
И таяли дни в суете, в духоте,
Звучали слова, да не те,
Которых ты ждал, а другие слова.
Болела от них голова.
Ты помнишь то время? Не помнишь? Ну что ж,
Должно быть, расплавилась ложь.
…А губы июньских безумных ночей?
Всё это по части врачей.
1992, июнь
Что написал бы на воротах я,
Когда б в моей душе ворота были?
(Я душу иногда изображаю
Старинным замком с башнями и рвом).
Не собираясь быть оригинальным,
Я написал бы очень древний лозунг:
"Оставь надежду, всяк сюда входящий,
Отсюда нет уже пути назад…"
Из этих узких пыльных коридоров,
Где со стены глядят портреты предков,
Из танцевальных залов и покоев,
Из подземелий, складов и дворов
Тебе не выйти – это невозможно,
Поскольку таково устройство замка.
…Хотя, конечно, этого не зная,
Ты можешь пробовать хоть сотню раз.
Но сколько бы ни делал ты усилий,
В какие бы пещеры ни спускался,
В какие бы ни бегал измеренья,
К каким бы дальним звездам ни летал -
Всё тщетно! Впрочем, ты не замечаешь,
Что у тебя есть старый этот замок.
Но хочешь ли того или не хочешь,
Но ты живёшь в стенах моей души.
А если эти странные модели
Тебя расстроили – не огорчайся.
Мой замок – это бред, мечта, причуда.
Для глаз твоих он только зыбкий дым.
…Но знаешь, если у тебя найдётся
Подобная воздушная игрушка,
Читать дальше