Все это, понимаете, естественно -
Никто не вылезет из кожи,
И тот, кто выпекает тесто нам -
Попутно может дать по роже.
И недоделанные минусы
Всегда стремятся в полуплюсы,
А кто с утра в махатмы ринулся -
Под вечер ходит с мощным флюсом.
И все же броуновское движение
Чекистов-пианистов-бесов
Похоже на самосожжение
Уставшего быть другом леса.
А стало быть, надежда все-таки
От инквизиции сбежала.
– Куда их черт несет таких?! -
Ей вслед уборщица визжала.
Но обозлившаяся старушенция
Попала все же пальцем в небо,
Как, впрочем, свора выдвиженцев и
Заведующие нашим хлебом.
ВСЕ ПОЛУПЛЮСЫ С ПОЛУМИНУСАМИ
ДАЮТ В ИТОГЕ НУЛЬ ДЫРЯВЫЙ.
А тьма? Да скоро минет это все,
Так что расстраиваетесь зря вы.
1990 (апрель)
На горизонте уж давно
Не видится хорошего.
Был Бог, да только все равно
Мы продали за грош Его.
Был лысый вождь, усатый вождь,
Бровастый был и меченый…
Но все равно железный дождь
Вдолбил нам: "Делать нечего."
Как много было фонарей
И дудочек, и лампочек!
Да и прожектор на горе
Какой-то хмырь со зла включил.
И что же делать нам теперь?
Неужто пить глотками ром?
Уже открыта настежь дверь
Огромной нашей камеры.
И кто уйдет за горизонт,
Кто в глубь земли зароется -
А кто раскроет пестрый зонт
И снова перестроится.
1990 (апрель)
Понимаешь, какая выходит мура…
Мы напрасно искали костра.
Мы блуждали в степи и в еловом бору,
Мы вползали в слепую дыру,
И на пыльных дорогах, и в грязном снегу,
На ходу, на лету, на бегу,
В кабинетах, в подвалах, в трамваях ночных
И конечно, в мирах иных.
Уходила весна, приходила весна,
Явь сменялась обрывками сна,
Но нигде не пылали костры, и нигде
Не маячил усатый злодей.
Шли дожди, выли ветры, бесилась метель,
Время делало массу петель,
Убегали друзья, врал Верховный Совет,
Созревали стихи в голове…
А костра не предвиделось, не было плах.
Мы как белки вертелись в делах,
И не спали, бывало, с утра до утра…
И я понял – не будет костра!
Ведь сгореть – не проблема, сгоришь в полчаса,
А у нас – в сотню лет полоса.
И придется по улицам мокрым идти.
…Так что ты, если сможешь, прости.
1990 (апрель)
На съемочной площадке
Снимают фильм про ад.
Художникам не сладко,
И режиссер не рад.
Все знают, что об этом
Не следует снимать,
Но пьют из речки Леты,
Ругаясь в душу мать.
А там – скалистый берег,
Там сыро и темно.
…Давно никто не верит,
Что это все кино.
1990 (апрель)
Отцветает сирень, господа,
И не скажешь: "Постой, обожди!"
…Ну а с неба сочится вода.
Что за лето – сплошные дожди!
Тротуары в узорах морщин,
Светофоры сквозь дымку горят,
Ну а мы без особых причин
Напеваем все песни подряд.
Почему, господа, отчего?
Неужели в предчувствии той?
…Впрочем, все мы с куста одного,
Всем лежать под гранитной плитой.
И плохого в том, право же, нет.
Так и надо – не все ж нам гулять,
Верить в расположенье планет,
Синих кур на газу опалять.
Господа, отцветает сирень,
Отмывают нам душу дожди,
Услаждает нас пенье сирен
(Или "Скорой" сирена гудит).
Вот и все, господа, вот и все.
Разойдемся пока по домам.
Все свое мы с собой унесем.
…Над асфальтом клубится туман.
1990 (июнь)
Июльский вечер. Дождик был.
Асфальт, конечно же, блестит.
Летает ангел без трубы
(И оптимистам это льстит).
Еще один растаял день -
А нету Страшного Суда.
Лишь синяя упала тень
И белая зажглась звезда.
Все как всегда. Мила, юна,
Выходит дева на балкон,
Висит ущербная луна
И где-то слышен телефон.
Пусты песочницы-грибы,
Уходят парочки домой.
…Летает ангел без трубы,
Усталый, бледный и немой.
Он знает – город не спасти,
А если так – зачем труба?
…Асфальт, однако же, блестит -
Ему неведома судьба.
Но что же делать нам с тобой?
А впрочем – нет, не отвечай.
…Бог весть, чем кончится наш бой.
Давай пока заварим чай.
1990 (июль)
Сколько их было – стеклянных вождей!
А ведь опасно сидеть высоко!
…Кто улетел, кто ушел по нужде,
Кто раскололся на сотню кусков.
Видели этих стеклянных наскозь
И первоклашка, и пьяный старик.
Нынче же мы выгребаем навоз,
Читать дальше