Виктор Коркия - Свободное время (стихи и поэмы)

деклараций

куда?..

Кто понимает - тот простит.

1978-1987

О. П.

В гордом одиночестве, в расцвете

творческих, мужских и левых сил

процветаю на родной планете

под надзором всех ночных светил.

Двадцать лет я обивал пороги

и, по счастью, не попал в струю.

На проклятой собственной дороге

двадцать лет, как проклятый, стою.

Шаг вперед - и грянет выстрел в спину.

два назад - и бездна, звезд полна.

Но границы жизни не раздвину,

а у смерти нет двойного дна.

Если век измерен, то не мною.

Все равно - не быть или не быть.

Слишком тесен мир перед войною.

Бескорыстно некого любить.

1983

x x x

Синяя роза, роза ветров!

Холод наркоза, железо в крови.

Бледные тени больничных костров,

в Летнем саду поцелуй без любви.

Вечная память тем, кто не спит!

Белая падаль с темных небес

падает, падает... Время стоит

наперекор, наперевес.

В Зимнем дворце никаких перемен.

Пара гнедых на Кузнецком мосту.

Черная "Чайка" уносит Кармен

ночь коротать на высоком посту.

Дворник листает английский роман.

Старый развратник зевает в кино.

Черные негры идут в ресторан,

белые негры стучат в домино.

Пива навалом, а водки - вдвойне.

Чеки не пахнут, как розовый сад.

Кто не погиб на афганской войне,

пьет за троих неизвестных солдат.

Синяя роза, роза ветров!

Весело дует подземный сквозняк.

В тусклых глазах выездных фраеров

нежно мерцает французский коньяк.

Дмитрий зарезан. Шлагбаум закрыт.

Хмурое утро Юрьева дня.

Русский народ у разбитых корыт

насмерть стоит, проклиная меня.

Тысяча лет вылетает в трубу.

В легких свистит отработанный пар

Все, что я видел во сне и в гробу,

запоминает районный радар.

В мирных окопах вечерней Москвы

синяя роза - ни свет ни заря.

Медные всадники без головы

на легендарной земле Октября...

1982

СТИХИ ИЗ БЛОКНОТА

Обогащайтесь! Деньги - не порок.

И даже их отдельный недостаток

уже причина, повод и предлог

для бешенства ночных авиаматок!

Но это диалектика любви

всемирной и воинствующей страсти!..

...Чужая кровь течет в моей крови,

чужая кровь мне сердце рвет на части.

1983

x x x

А. Лаврину

Гроб вылетает в трубу крематория,

долго и нудно, как спутник, летит

от моратория до моратория

мимо заветных шпионских орбит.

Кто там, в скафандре его деревянном,

вечность вкушает в текущий момент

и над чернобыльским меридианом

тает, как ангел и тайный агент?

Кто воскресает во мгле под эгидой

Девы и Рака из чрева земли

и, воспарив над моей Атлантидой,

топит от смертной тоски корабли?

В землях полуденных, в странах полночных

сорок веков наблюдают за ним,

сорок наук, беспредметных и точных,

в сорок очей смотрят глазом одним.

Жизнь продолжается без передышки,

то возникает, то сходит на нет.

Нищим - до лампочки, честным - до вышки,

прочим терпеть до скончания лет.

Хор человечества слышу нестройный,

слышу протесты на всех языках.

Слепо стою перед силой убойной,

перед могилой своей в облаках.

Тайное общество зимних созвездий

гаснет, как звезды немого кино.

Тьма белокурых воинственных бестий

ищет себе послабее звено.

Сладко и мне обессмысливать слово,

видя в предчувствии вечной весны

тень от безвестного трупа живого,

блудного ангела звездной войны.

1986

x x x

А. Парщинову

Фигура сойдет с пьедестала без помощи ног.

В полях под Москвой, где зарыты персоны нон грата

история учит, и этот открытый урок

исходит от тех, кто в поля отошел без возврата.

История тащится - тем ли, другим ли путем.

Фигура без ног переступит границы столетий.

Закаты Европы на зубе ее золотом

блеснут напоследок, и тьма воцарится на свете.

Фигура без помощи ног обойдет пьедестал,

пустой без сошедшей на землю фигуры безногой,

и сквозь пустоту я увижу звериный оскал

беспомощной жизни, бредущей своею дорогой.

Природа боится, но не пустоты, а себя.

Себя, то есть тех, кто собой заполняет природу.

Фигура без ног заполняет природу, и я

уже не могу различить пустоту и свободу.

1986

x x x

В. Салимону

Когда языковой барьер

преодолеет безъязыкий

и термоядерный пленэр

осветит месяц луноликий,

в потемках музыки и сна

я побреду на голос крови

туда, где фряжская стена

хранит останки русской Трои.

Доисторическая жуть

сибирский тракт и звон кандальный,