Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928

Старый быт —
         лют.
Водка и грязь —
        быт.
Веди молодых,
      МЮД,
старый —
     будет разбит!
Вперед, комсомольцы,
             всесоюзным походом!
В окопах вражьих —
         переполох.
Вскипай
      в быту
         боевая охота —
На водку!
       На ругань!
            На грязь!
            На блох!
Мы знали
     юношескую
            храбрость и удаль.
Мы знали
     молодой
            задор и пыл. —
Молодежь,
     а сегодня,
         с этого МЮДа
грязь стирай
         и сдувай пыль!
Проверим жизнь
        казарм и общежитий, —
дыры везде
     и велики, и малы.
Косматый,
     взъерошенный быт обчешите,
заштопайте крыши,
            чините полы!
Коротка, разумеется,
         смета-платьице,
но счет
   советской копейки
               проверьте,
правильно ль
      то, что имеется, — тратится,
или
  идет в карман и на ветер?
Все уголки библиотек оглазейте:
может,
   лампочки
        надо
            подвесить ниже?
Достаточны ли
         ворохи свежих газетин?
Достаточны ли
      стопки
            новых книжек?
Переделав того,
          который руглив,
вылив
   дурманную
        водочную погань,
смети,
   осмотрев
           казарменные углы,
паутину
   и портреты господина бога!
Пусть с фронта борьбы
             поступают сводки,
что вышли
     победителями
           из боя злого.
— Не выпито
      ни единого
           стакана водки,
не сказано
     ни единого
         бранного слова!
Блести, общежитие,
             цветником опоясано,
на месте
   и урну, и книгу нашел, —
чтоб облегченно
        сказала масса:
— Теперь
     живем
        культурно
            и хорошо! —
Старый быт —
         лют.
Водка и грязь —
           быт.
Веди
     молодых,
      МЮД,
старый —
     будет разбит!

Нет,
  не те «молодежь»,
кто, забившись
      в лужайку да в лодку,
начинает
       под визг и галдеж
прополаскивать
          водкой
             глотку.
Нет,
  не те «молодежь»,
кто весной
     ночами хорошими,
раскривлявшись
          модой одеж,
подметают
     бульвары
         клешами.
Нет,
  не те «молодежь»,
кто восхода
        жизни зарево,
услыхав в крови
          зудеж,
на романы
     разбазаривает.
Разве
      это молодость?
         Нет!
Мало
     быть
     восемнадцати лет.
Молодые —
         это те,
кто бойцовым
      рядам поределым
скажет
   именем
      всех детей:
«Мы
     земную жизнь переделаем!»
Молодежь —
      это имя —
           дар
тем,
  кто влит в боевой КИМ * ,
тем,
  кто бьется,
         чтоб дни труда
были радостны
         и легки!

Тальников
     в «Красной нови»
            про меня
пишет
   задорно и храбро,
что лиру
       я
         на агит променял,
перо
     променял на швабру.
Что я
     по Европам
        болтался зря,
в стихах
      ни вздохи, ни ахи,
а только
      грублю,
        случайно узря
Шаляпина *
     или монахинь.
Растет добродушие
            с ростом бород.
Чего
  обижать
      маленького?!
Хочу не ругаться,
        а, наоборот,
понять
   и простить Тальникова.
Вы молоды, верно,
           сужу по мазкам,
такой
      резвун-шалунишка.
Уроки
   сдаете
      приятным баском
и любите
       с бонной,
           на радость мозгам,
гулять
      в коротких штанишках.
Чему вас учат,
      милый барчук, —
я
   вас
     расспросить хочу.
Успела ли
     бонна
           вам рассказать
(про это —
     и песни поются) —
вы знаете,
     10 лет назад
у нас
     была
     революция.
Лиры
     крыл
     пулемет-обормот,
и, взяв
   лирические манатки,
сбежал Северянин * ,
            сбежал Бальмонт *
и прочие
       фабриканты патоки.
В Европе
       у них
      ни агиток, ни швабр —
чиста
       ажурная строчка без шва.
Одни —
       хореи да ямбы,
туда бы,
      к ним бы,
           да вам бы.
Оставшихся
        жала
           белая рать
и с севера
     и с юга.
Нам
  требовалось переорать
и вьюги,
      и пушки,
        и ругань!
Их стих,
      как девица,
             читай на диване,
как сахар
       за чаем с блюдца, —
а мы
     писали
         против плеваний,
ведь, сволочи —
        все плюются.
Отбившись,
        мы ездим
         по странам по всем,
которые
      в картах наляпаны,
туда,
     где пасутся
          долла́рным посевом
любимые вами —
        Шаляпины.
Не для романсов,
        не для баллад
бросаем
      свои якоря мы —
лощеным ушам
         наш стих грубоват
и рифмы
      будут корявыми.
Не лезем
       мы
         по музеям,
на колизеи * глазея.
Мой лозунг —
      одну разглазей-ка
к революции лазейку…
Теперь
   для меня
          равнодушная честь,
что чу́дные
     рифмы рожу я.
Мне
  как бы
     только
        почище уесть,
уесть покрупнее буржуя.
Поэту,
   по-моему,
        слабый плюс
торчать
   у веков на выкате.
Прощайте, Тальников,
            я тороплюсь,
а вы
  без меня чирикайте.
С поэта
   и на поэта
           в галоп
скачите,
   сшибайтесь лоб о лоб.
Но
     скидывайте галоши,
скача
      по стихам, как лошадь.
А так скакать —
          неопрятно:
от вас
   по журналам…
         пятна.