Василий Бетаки - За полвека

А тюльпаны, жёлтые, как женщины у Шилле,

От грузовиков напрасно пробуют удрать.

Верхний город строже, отражённый — тревожней,

Но в него невозмутимо скатывается вода.

А что дождь холодный — не фотограф — художник

Брызги, разлетаясь, не поймут никогда…

Париж

285.

Огни всё глубже тонут в лужах,

Лучи всё медленней дрожат.

Уж вовсе ничему не служит

Их отражений рваный ряд,

Уж вовсе никому не светят

Пустые дубли фонарей:

От плачущих фантомов этих

На улице ещё мокрей

И никакого нет резона

Своим же отраженьем быть,

Чтоб в отражении газона

Свой зыбкий профиль утопить.

286–288.

ТРИ ОДЫ ЮГУ

"А далеко на севере, в Париже…"

А. Пушкин. "Каменный гость"

1.

Сколько же можно так, братцы?

Холод мешает заняться

Самой весёлой судьбой!

А значит — вырваться надо

Из городского уклада:

В левом ряду автострады

Вой моя ласточка, вой!

Так из парижского бара,

С тёмных бульваров Пизарро

В южную яркость базара

Были броски — как мазки:

Тёплая ночь обнимала

Мудрой вознёй карнавала —

А по дороге снимала

Свитер, штаны и носки…

Мягче воды и одежды

Гладящий плотный воздух,

А если луна разбудит

Спящих на крыше дома —

То звёзды щекочут кожу,

И уж не только рубашка,

Тут не нужна даже рифма,

Так всё пальцам знакомо!

Зиму утопим, подруга

Раблезианского юга,

Вечная замкнутость круга —

Тоже, заметь, — чепуха!

Есть лишь одно повторенье:

В жарком, возвратном движенье —

Пусть иногда — утомленье,

Но — ни беды, ни греха!

В соснах и волнах и лицах

Столько веселья хранится —

Что от дождливой страницы

Не остаётся ни строч…

Новым стихам отзовётся

Звёздное эхо колодца,

Ветром по коже начнётся

Новая южная ночь!

2.

Юг — это дальний и ближний

Праздник уличной жизни

Повсюду, — куда ни глянь:

Он дурака валяет,

Смеётся, но правду знает.

На улицу жизнь выставляет

Любая тьмутаракань:

На Привозе, меж луком и рыбой,

В кучах ругани и улыбок

Толчётся одесский люд.

Ростов в дурака играет,

Рядом на венском стуле

Пузатый арбуз восседает…

И семечки продают.

На улице венецианской

С улыбкой слегка хулиганской

Сидит стеклодув муранский —

Стеклянные птицы поют,

А между Марселем и Ниццой

Базаром глядят все страницы,

Горный лес над волной искрится —

Триумфатор в лавровом венке,

Всё — во власти всесильного Юга:

Хоть квадратуру круга

Решить, как это ни туго,

И выкинуть невдалеке!

Солнце — в воду, и сразу

Станет уютней глазу,

К чертям хоть строфу, хоть фразу

Право — не жаль ни строч…

И новым стихом отзовётся

Звёздное эхо колодца,

И ветром по коже начнётся

Звонкая южная ночь…

3.

Двадцать лет изловить труднее,

чем двух тысяч лет ахинею,

Оглянись — и камни Помпеи

Крякнут и оживут,

Молний зигзаг железный

Молниеносно исчезнет,

Выключив рёв и гуд.

И в тихом расслышав Слово,

Вожмётся картина Брюллова,

В глуби самой себя:

Центр прогнётся из рамы,

Статуи встанут прямо,

И даже Гермес упрямый

Выпрямится, трубя…

Люди к домам вернутся,

Где цело каждое блюдце,

Каменные собаки

Подымут беспечный лай,

Сельской античной завалинкой —

Каменными скамьями,

Рассядутся с фигами зрители:

Играй, арфистка, играй!

Зиму утопим, подруга,

В волне средиземного юга,

Порочная замкнутость круга —

Она не жизнь — чепуха!

Только в возвратном движенье

Вечно влечёт повторенье:

Пусть иногда — утомленье,

Но — ни беды, ни греха!

289.

…И вот затворяются деревянные решётки.

И двери отделяют лето от нас.

Ну, зачем его — заживо! Оно ведь чётко

Ещё существует!

И птицами кротко

Напоминает…

Но багажник набит. И последний час

Валандается между асфальтом и садом,

Машину подталкивает к автострадам…

А сад, сливаясь с другими садами,

Уже от соседних неотличим.

И лето, протёкшее между руками,

Под пальцами плывёт, как шашлычный дым…

Всё больше машин — и за, и перед —

Обгоняя друг друга: "на север, скорей…",

И всё нереальнее те запертые двери,

И всё матерьяльнее пять этажей…

И всё слышнее назойливый, несносный,

В дорожном гуле голос

архангеловой трубы —

А в нём растворяются и мимозы, и сосны,

И морская пена, и пробковые дубы…