Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Я верю в достоинство человека всех рас и веков,
Народ мой выслал меня вперед,
Моими устами поет безграничная уверенность.

Омнес! Омнес! [103] Omnes (лат.) — «все». Пусть некоторые презирают все на свете,
Я сложу песню о зле, и о зле рассказать я должен.
Ведь и во мне уживаются добро и зло, как во всей моей нации, и я утверждаю, что зло относительно.
(А если оно существует, то я утверждаю: оно неотъемлемая часть бытия и вашего, и моего, и страны моей.)

Я, который за многими шел, за которым следуют многие, провозглашаю свои взгляды и спускаюсь на арену
(Кто знает, может быть, именно мне суждено издать самый громкий, самый победный клич,
Вылетев из моих уст, может быть, он воспарит над миром).

Ничто не существует ради себя самого,
Я утверждаю, что вся земля и все звезды в небе существуют ради религии.

Я утверждаю, не бывало еще на земле истинно верующего.
И никто еще не склонил в почитании колен и не вознес молитв достойных,
И никто еще даже отдаленно не помышлял, сколь прекрасен он сам и сколь надежно будущее.

Я утверждаю: подлинное и надежное величие этих Штатов — вот истинная религия,
И нет на земле другого величия подлинного и непреходящего
(Нет ни существа, ни жизни достойной без этой религии.
Нет ни страны, ни мужчины, ни женщины без этой религии).

Что ты делаешь, юноша?
Неужели ты столь серьезен, столь предан литературе, науке, искусству, любовным утехам?
Ужли так важны для тебя мнимые ценности — политика, споры,
Твое честолюбие или твой бизнес?
Что ж, я не скажу против ни слова, я сам воспеваю все это,
Но смотри! Быстро они исчезнут, сгорят во имя религии,
Ведь не все вокруг создано, чтобы питать обжигающее пламя, главный огонь жизни,
И тем более гореть во имя религии.

Чего же ты ищешь, такой молчаливый и задумчивый?
Что нужно тебе, камерадо?
Сын дорогой мой, ты думаешь, это любовь?
Послушай, сын дорогой мой, послушай, Америка, дочь моя, сын мой,
Это так больно — любить женщину или мужчину бездонно, и все же это великое чувство, оно приносит удовлетворение,
Но есть чувство еще более великое, которое сплотит мир воедино,
Это чувство величественно, оно превыше всего, руки его распростерты надо всем и благословляют все.

Знайте только, ради того чтобы бросить в землю семена еще более высокой религии,
Эти песни, каждую в своем роде, я пою.

Мой товарищ!
Для тебя моя песня, чтобы ты мог разделить со мной два величия, и третье — самое великое и всеобъемлющее,
Величие Любви и Демократии, величие Религии.

Я вместил в себе целый мир, предметы зримые и незримые,
Таинственный океан, в который впадают реки,
Пророческий дух материи, сверкающий вкруг меня,
Живые существа и тождества, о которых мы не ведаем, им несть числа, они рядом,
Связь с ними я ощущаю ежедневно и ежечасно,
Связь с явлениями существующими и теми, которые должны появиться, требовательно они ждут от меня чего-то.

Нет, не человек, который в детстве каждодневно целовал меня,
Сплел нить, привязавшую меня к нему более,
Чем к небу и всему духовному миру,
Хотя им обязан я темами моих стихотворений.

О, эти темы-равенства! О, божественное общее!
Поют и дрожат под солнцем ныне, в полдень и на закате,
Мелодии, которые прилетели через века ко мне,
Я добавил к их неумолчным звукам свои аккорды и с легким сердцем отослал их в будущее.

Утром я обычно гулял в Алабаме
И любил наблюдать за самкой пересмешника, она высиживала птенцов в зарослях шиповника.
И самца пересмешника я наблюдал
И останавливался, бывало, неподалеку, чтобы лучше слышать его, радостная песнь раздувала птице горло.

И однажды понял я, что песнь его предназначалась не нам,
А тому неуловимому и еле внятному, что было скрытым еще,
Песнь его была сокровенным посланьем, тайным подарком тому, кто рождается.

Демократия! Я рядом с тобой, и радостная песнь раздувает мое горло.

Жена моя! Потомству нашему и потомству собратьев наших,
Тому, кто ныне живет, и тому, кто должен прийти,
Я готов вдохновенно петь гимны возвышенные и могучие, каких еще не слыхивала земля.
Я сложу песнь о страсти и напутствую ее в дорогу,
И ваши песни, изгнанники закона, я возьму с собой наравне со своими,
Недаром я сердечно и внимательно наблюдал за вами.