Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Долго сучили нить, пока наконец уток не переплел основу, прочен рисунок ткани.
Все приготовления были продуманы и взвешены,
Долго настраивался оркестр, но вот взлетела дирижерская палочка.
Желанный гость, которого так долго ждали, устроен в доме,
Он прекрасный и счастливый человек,
Радостно глядеть на него и быть с ним рядом.

Закон прошлого — от него не уйдешь,
Закон настоящего и будущего — от него тоже не уйдешь,
И от закона живых людей не уйдешь — он вечен,
И от закона движения и превращения невозможно уйти,
И от закона героев и людей творящих добро, невозможно уйти,
И никуда не уйдешь от закона низких людей, пьяниц и доносчиков.

Черные тени ползут, покрывая всю землю, их движение бесконечно,
Вот северянин движется в потоке времени, и южанин движется в том же потоке, всюду люди — от Атлантического до Тихоокеанского побережья,
И в краях, что лежат между побережьями, и повсюду в штате Миссисипи — везде люди.

Великие мастера и космос, движущиеся в потоке времени, — это хорошо, герои и люди, творящие добро, — тоже хорошо,
Известные вожди и изобретатели, люди богатые, набожные, уважаемые, — все хорошо по-своему,
Но есть другая шкала оценок, по которой учитывается все.

Бесконечные орды невежественных и злых людей — не звук пустой,
Первобытные племена, населяющие Азию и Африку, — не звук пустой,
Поколения людей поверхностных — не звук пустой, они тоже движутся в потоке времени.

Думая обо всем этом, мечтал я
Не о том, что мы совершенно изменимся, не о том, что закон преобразится,
Но что герои и люди, творящие добро, должны подчиниться общему закону, закону настоящего и прошлого
И что убийцы, пьяницы и лжецы должны подчиниться закону настоящего и прошлого,
Ибо, возмечтал я, закон этот сам по себе может быть хорош.
И понял я, что цель и основа зримой жизни — преходящи
И лишь формируют личность для жизни неизвестной и вечной.

Если все превратится в прах и навоз,
Если черви и крысы — вот наш конец, тогда бейте тревогу! Мы преданы!
Тогда можно поверить в смерть.

Веришь ли ты в смерть? Если бы я верил в смерть, я умер бы непременно,

Неужели ты думаешь, я мог бы, довольный и благополучный идти навстречу полному уничтожению?
Довольный и благополучный, я иду,
Куда иду — не знаю, но чувствую, что это хорошо,
Вся вселенная говорит о том, что это хорошо,
Прошлое и настоящее говорит, что это — хорошо.
Как прекрасны и совершенны животные!
Как прекрасна земля и мельчайший предмет на ней!
То, что зовется добром, — совершенно, и то, что зовется злом, — совершенно.
Овощи и минералы — все прекрасно, и жидкости, ставшие невесомыми, прекрасны,
Медленно и неизбежно они испарялись, медленно и неизбежно они и уплывут.

Клянусь, я убежден, что каждый предмет, без исключения, наделен бессмертной душой.
И деревья, вцепившиеся корнями в почву! И морские водоросли! И животные!
Клянусь, я убежден, что нет ничего, кроме бессмертия!
Что тонкая и точная структура жизни придумана для него, что туманные потоки существуют лишь для него и соединение частей — все для него и что все приготовления для него, что личность создана для бессмертия, что жизнь и материя — все, все для бессмертия!

Шепот смерти божественной, легким шорохам внемлю;
Ночь говорит — одними губами — шелестов зыбкий хорал;
Мягкие звуки шагов нисходящих — таинственных бризов дыханье,
Рокот потока, бегущего вечно потока — плеск невидимых рек
(Иль это капают тихие слезы, неисчислимые слезы людские?).

Я вижу, явственно вижу в небе громады больших облаков;
Скорбно и медленно движутся вдаль, их формы безмолвно растут и меняются;
Порой омраченная, полускрытая, в дали беспредельной звезда
Мелькнет и снова исчезнет.

(Чьи-то роды, вернее — бессмертное чье-то, торжественное рожденье.
А там, за рубеж, недоступный для взора,
Уходит чья-то душа.)

Из всех людей я выделяю тебя, ибо я принес тебе весть,
Ты скоро умрешь — пусть другие говорят, что хотят, я не стану кривить душой,
Я прям и безжалостен, но я люблю тебя, — тебе спасения нет.