Давид Бурлюк: Десятый Октябрь

Различье было на Руси,
Чинилось в чин происхожденья
Один пахал и сеял, и косил —
Другому лосок идей от самого рожденья!..

Пришел один, чтоб жизнь пробыть рабом…
Другой, чтоб нежиться в перине долго-счастья,
Не вспугнутого злостною борьбой
За корку хлеба или взор участья!

Барин хотел, чтобы вечно мужик
Осиной, березою в поле стоял,
А он по французски курил, не тужил.
Чайковский завинчивал кружево бал…
Барин хотел, чтобы было по-прежнему
Вес по наследству и ум, и кровать…
В жир расплывался, рудою полеживая,
Мог мужичка в кандалы заковать!.

— Я сам хотя с Волги, но рассказ мой краток:
Дери его и бей между лопаток!..
Отныне все имущество богатых —
Да будет собственность однолошадной хаты!..

Приятна уху эта весть,
А как ее с наукой свесть?
Ты человек ученый!..

Я изучал наук законы,
На гор Альпийских грани глядя
И вот приказ привез из кубатовых мест:
«Кто не работает, кто просто — жирный дядя,
Тот пусть отвыкнет и не ест»!

Тае — тае — поить не трудно:
Помещиков, лентяев, дармоедов
Мы выселить должны!..
Жирели не пробудно,
Гарем имея в двести три жены!..
Землицы не было, теперь ее довольно…
Нет больше барщины и ширимся сокольно!..
Где ране — княжеский амурил парк,
Теперь крестьянский ухарит трепак,
А бар. прошедших дней золу,
Подняли мы на бодрую метлу!..

Вытянута шея Временного Правительства в Петрограде..
Джон Рид — «10 дней, потрясшие Мир»
Мокредью падает небо, юнкер, как заяц — в засаде
Блики на пушках «Авроры», и панихида мортир!..

Дни Революции — пафос, каждый момент — это песня
Старое мусором — только за сутки,
А Декабристы — пролог, первой страницею — Пресня!.
Здесь колыбель Октября — мирового восстания малютки

Для баррикады — березовых горы поленниц.
Вместо киоска по новому стал броневик…
Час лишь один… и нарзаном кровавым запенится
Жизнь генерала и пиво городовых.

В углах, в кривых теперь столица.
Как зеркало, разбита на куски:
Трех-глазые, двуносые, повсюду лица
Здесь уха нет, а там руки…

Век футуризма в коммунизм
Оправдан вдруг и стал скалою.
С которой все былое — низ
Заплесневшее, гнилое!

В Смольном сидит в комнатенке Овсеенко.
Он — шахматист с головою охочей до выкладок,
Красною гвардией взятье столицы им ловко затеяно
И гитаристом в карте дворцов и мостов он приникает ладам

Блистал всю ночь огнями Смольный,
Вкруг рев броневиковьих стад,
Готовых прыгнуть с колокольни
На саботажный Петроград.
Но дальше что? а вся Россия?!.
Или ее возьмут три «Ка» [1] Керенский, Корнилов, Каледин. .
А армий серая стихия —
Многомильонная река?!!

В шестом часу кричит Крыленко:
«Свершилось! мы с фронтовиками».
Восторги, слезы всех оттенков.
Советы — Вспрянули крылами…
· · · · · · · · · · · ·
Свобода вздыблена орлицей.
Широк размах румянокрыл.
На утро красный стал столицей
Петровых улиц фас и тыл.
Вокруг — вооруженный лагерь;
Рабочий опознавший штык
Дворянство, Керенского на хер
Он мощно посылать привык.

Мошенства хитрого артистов
Хватают здесь и ловят там…
Начальство, бар, князей, министров
На заседаньях по дворцам…

Терещенко, Никитин, Коновалов
В подвалы, место под замок
Вам в казематы Петропавлов —
Ской Крепости..

Нева китом лежит свинцовым.
Угрюм береговой гранит…
Но пурпур в блесне облицовок
Навеки камень сохранит!
Скатилась ночь: туман и мокредь…
Запуган Невского простор
И это не ночная очередь…
То привидений — в очи ряд!..

Смотрю, смотрю в панель прищурясь
Неслышный шаг трепещет ног,
Идут загробно балагуря
Знакомы стогны и чортог,
Где без конца парад и балы.
Где звоны шпор и светских львиц…
Проходят тени над усталой
Петра уснувшего столицей.

Все собрались в прозрачных хорах
В сей долгожданвеликий час.
Когда в конец вековоспора
Царизм закрыл свой крабий глаз

Непостижимо, невозможно!
Над Смольном мучеников хоры —
Из рудников, трущеб таежных,
Где дикарей чужое море…