Елена Степанян - Сборник стихов

О эта тайна! Если б вы могли
Не то чтобы поверить, а расслышать —
Что Время, пожирающее вас,
Не вечно будет царствовать над вами,
Что есть ему начало и конец,
Что вы пребудете,
Когда оно исчезнет.
Тому, кто этой тайною владеет,
Она дороже воздуха и хлеба.

Об этом Ангел клялся Иоанну
В Апокалипсисе,
Об этом Диккенс
Писал в «Рождественских колоколах»
И в «Повести» про Лондон и Париж.

Но бой часов отяготил ваш слух.
И щелканье больших и малых стрелок...
Он знал две тайны. Но еще одну
Пытался разгадать —
Горчайшую из тайн.
Она живет в часах, она в движенье
Приводит гири, побуждая их
Всегда стремиться вниз,
Чтоб их паденье
Вращало непрестанно колесо.
То сила зла —
Чем тяжелей оно,
Тем выше Ангелы взлетают!

Когда он был к ее разгадке близок,
Ему явился Ангел – но из тех,
Чьи крылья не скрываются одеждой,
А смело в небеса устремлены.
И он увел его с собой.

– Господи! Изгладь мои грехи!
И давай про них забудем оба.
Слышишь, Господи? —
Всю ночь звучат стихи
Из трущобы мрачной, как из гроба.

Это он, жилец промозглых нар,
Те стихи бормочет-произносит.
А с утра он поплетется на базар,
Сядет – и на пропитанье просит.

Господи, как мало медяков!
Подают картошку и огрызки хлеба.
А в душе – такое сонмище стихов!
Вызволишь – они поднимутся до неба.
Птица-Сирин, вея с высоты,
Удивленно-ласково засвищет:
– Ах, какие вкруг тебя горят цветы,
Государь мой нищий!

И обронит благодатный пух,
Пахнущий цветеньем райской купы,
И отгонит кровожадных мух,
Что впились в незаживающие струпы.

И примолвит:
– Ах, твой грех, видать, жесток! —
Горестно заламывая крылья,
И помчится на Святой Восток,
Зарыдав от боли и бессилья.

А ему в милицию брести —
Отмечаться, что еще не умер,
Что не утопился по пути
Ссыльный из Москвы, такой-то нумер.

Вот, намаявшись, он, наконец, уснул,
В шапке-в валенках,
на нищенский обычай.
И ему приснился царь Саул,
Изумленный собственным величьем.

Он среди Израиля стоит,
На главу всего народа выше,
И звезда во лбу его горит,
И крыла незримые колышет
Тихий ветр.
Но прилетал иной,
Порожденный чернотой межзвездной,
И не стало крыльев за спиной,
И звезда-моя звезда! —
ты пала в бездну.

Паула Беккер – как заря,
Что на вершинах Альп играет!
Но если Аьпы этого не знают,
Выходит – солнце их ласкает зря.

И если нет любви
Меж небом и землей,
Так значит – нет нигде!
Готовьтесь – быть беде.
Паула Беккер смерть
Любви предпочитает.

О красота ее застывших рук,
Другую красоту рождавших прежде!
О гипсовые вежды!
А взор отныне обращен туда,
Где о любви и память неуместна,
Где убегает от звезды звезда,
И где на звуки наших лучших песен
Никто не хочет отозваться,
И Эвридика хочет там остаться.

Но ты же сам решил, поэт,
Что лица Ангелов бесстрастны,
Когда под ними звезды гаснут,
И гаснут красные огни
В твоей крови.
Меняя цвет,
Она с подземного рекою
О чем-то шепчется.
Под эти звуки
Невыносимые стихают муки.
– —
На небо нет путей,
Ведет дорога вниз,
И ты по ней уходишь без возврата,
Поэт.
А я тебе, кричу:
– Вернись!
Мы были братьями когда-то...
– —

Нас каббалисты учат, что земля —
Есть область чувств, а чувства —
форма боли.
И избежать ее никак нельзя
Нам, грешникам, а уж святым —
тем боле.

Написано издревле на роду,
Что будешь ты изранена-избита —
И в темноте, по вздыбленному льду
Свой путь земной проходит Суламита.

Но тайна тайн горит в ее очах,
И плавит лед, и темноту пронзает.
Безумная мечта – сильней, чем страх,
А сердце знает то, что разум
не вмещает,

И верует, как веровало встарь,
Что невозможное должно свершиться.
Ты помнишь? – Мать с отцом хотели
сжечь Фамарь,
Но Бог простер крыла над голубицей!
С небес отверстых, в озаренной мгле
Твое, Твое лицо сияло, Боже,
И тот, пред кем она рыдала на земле,
Казался на Тебя похожим.