Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок

От вздохов папирос вся комната вуалевая…
Свой абрис набросал на книге абажур.
В вазетке на столе тоскует роза палевая,
И ветерок ее колышет весь ажур.
Пугает холодок, а вдохновенье, скаливая,
Зовет меня в леса из копоти конур.
  Я плащ беру и верный хлыст,
  И чайной розы сонный лист.

И все мне доносится чайная роза
Зачем тосковала так чайная роза?

Ей в грезах мерещились сестры пунцовые…
Она сожалела их, чайная роза.

Ее обнадежили тучи свинцовые…
О! влага живительна, чайная роза…

Дыханьем поила закаты лиловые
И лепеты сумерек чайная роза…

В груди ее таяли чаянья новые
Их пела случайная чайная роза.

Поет Июнь, и песни этой зной
Палит мне грудь, и грезы, и рассудок.
Я изнемог и жажду незабудок,
Детей канав, что грезят под луной
Иным цветком, иною стороной.

Я их хочу: сирени запах жуток.
Он грудь пьянит несбыточной весной;
Я их хочу: их взор лазурный чуток,
И аромат целебен, как простор.
Как я люблю участливый их взор!

Стыдливые, как томны ваши чары…
Нарвите мне смеющийся букет,
В нем будет то, чего в сирени нет,
А ты, сирень, увянь в тоске нектара.

Войди в мой сад… Давно одебрен
Его когда-то пышный вид.
Днем — золочен, в луне — серебрян,
Он весь преданьями овит.

Он постарел, он к славе алчен,
И, может быть, расскажет он,
Как потерял в нем генерал чин,
Садясь в опальный фаэтон.

И, может быть, расскажет старец,
Как много лет тому назад
Графиня ехала в Биарриц
И продала поспешно сад;

Как он достался генеральше,
Как было это тяжело,
И, может быть, расскажет дальше,
Что вслед за тем произошло.

А если он и не расскажет
(Не всех доверьем он дарит…)
Каких чудес тебе покажет,
Какие дива озарит!

И будешь ты, когда в росе — лень,
А в сердце — нега, созерцать
Периодическую зелень
И взором ласкою мерцать.

Переживать мечтой столетья,
О них беззвучно рассуждать,
Ждать девушек в кабриолете
И, не дождавшись их, страдать…

Мой тихий сад в луне серебрян,
А в солнце ярко золочен.
Войди в него, душой одебрен,
И сердцем светел и смягчен.

Целый день хохотала сирень
Фиолетово-розовым хохотом.
  Солнце жалило высохший день.
  Ты не шла (Может быть, этот вздох о том?)

Ты не шла. Хохотала сирень,
Удушая пылающим хохотом…
  Вдалеке у слепых деревень
  Пробежал паровоз тяжким грохотом.

Зло-презло хохотала сирень,
Убивая мечты острым хохотом.
  Да. А ты все не шла — целый день.
  А я ждал (Может быть, этот вздох о том?…)

До луны хохотала сирень
Беспощадно осмысленным хохотом…
  Ты не шла. В парке влажная тень.
  Сердце ждет. Сердце бесится грохотом.

— Отхохочет ли эта сирень?
Иль увянет, сожженная хохотом?!

К ее лицу шел черный туалет…
Из палевых тончайшей вязи кружев
На скатах плеч — подобье эполет…
Ее глаза, весь мир обезоружив,
Влекли к себе.

      Садясь в кабриолет
По вечерам, напоенным росою,
Она кивала мужу головой
И жаждала души своей живой
Упиться нив вечернею красою.

И вздрагивала лошадь, под хлыстом,
В сиреневой муаровой попоне…
И клен кивал израненным листом.
Шуршала мгла…

      Придерживая пони,
Она брала перо, фантазий страж,
Бессмертя мглы дурманящий мираж…

Качнуло небо гневом грома,
Метнулась молния — и град
В воде запрыгал у парома,
Как серебристый виноград.

Вспорхнула искорка мгновенья,
Когда июль дохнул зимой —
Для новых дум, для вдохновенья,
Для невозможности самой…

И поднял я бокал высоко, —
Блеснули мысли для наград…
Я пил вино, и в грезах сока
В моем бокале таял град