Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок

И смотрел я, зачарован,
Ничего не говоря,
Как скрывала ты смущенье
Флером — синим, как моря.

О, молчанье нашей встречи, —
Все тобой озарено!
Так недавно это было,
А для сердца так давно!..

А если нет?… А если ты ушла,
Чтоб не прийти ко мне на панихиды?
Кто даст ответ?
Одна лишь ты могла,
Но ты полна обиды…
А если нет?

Какая грусть… Как мраморна печаль…
Как высока, свята и вдохновенна!
Но пусть, но пусть.
Разбитая скрижаль —
Осколком драгоценна…
Какая грусть!

Сегодня утром зяблики
Свистели и аукали,
А лодку и кораблики
Качели волн баюкали.

Над тихою деревнею
Дышали звуки, вешние,
И пред избушкой древнею
Светлела даль поспешнее.

Хотелось жить и чувствовать
Зарей студено-ясною.
Смеяться и безумствовать
Мечтой — всегда напрасною!

О, юность! о, веры восход!
О, сердца взволнованный сад!
И жизнь улыбалась: «вперед!»
И смерть скрежетала: «назад»…

То было когда-то тогда,
То было тогда, когда нет…
Клубились, звенели года —
Размерены, точно сонет.

Любил, изменял, горевал,
Звал смерти, невзгоды, нужду.
И жизнь, как пират — моря вал,
Добросила к бездне. Я жду!

Я жду. Я готов. Я без лат.
Щит согнут, и меч мой сдает.
И жизнь мне лепечет: «назад»…
А смерть торжествует: «вперед!»

Семь лет она не писала,
Семь лет молчала она.
Должно быть, ей грустно стало,
Но, впрочем, теперь весна.

В ее письме ни строчки
О нашей горькой дочке.
О тоске, о тоске, —
Спокойно перо в руке.

Письмо ничем не дышит,
Как вечер в октябре.
Она бесстрастно пишет
О своей сестре.

Ах, что же я отвечу
И надо ли отвечать…
Но сегодняшний вечер
Будет опять, опять.

Зарею жизни я светом грезил,
Всемирным счастьем и вечным днем!
Я был так пылок, так смел, так весел,
Глаза горели мои огнем.

Мир рисовался — прекрасен, дивен.
Прожить — казалось — я мог шутя…
Зарею жизни я, был наивен,
Зарею жизни я был дитя!

Закатом жизни порывы стихли,
Иссякли силы и жар погас.
Мне жаль сердечно, не знаю — их ли,
Погибшей грезы ль, но — близок час.

Он, ироничный, пробьет бесстрастно,
Я улетучусь, тоской объят…
Зарею жизни — все в жизни ясно!
Закатом жизни — всему закат!

Тебе, Евгения, мне счастье давшая,
Несу горячее свое раскаянье…
Прими, любившая, прими, страдавшая,
Пойми тоску мою, пойми отчаянье.

Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана.
В ошибке юности — проклятье вечное…
Мечта иссушена, крыло подрезано,
Я не сберег тебя, — и жизнь — увечная…

Прости скорбящего, прости зовущего,
Быть может — слабого, быть может — гения…
Не надо прошлого: в нем нет грядущего, —
В грядущем — прошлое… Прости, Евгения!

Сонные сонмы сомнамбул весны
Санно манят в осиянные сны.

Четко ночами рокочут ручьи.
Звучные речи ручья горячи.

Плачут сирени под лунный рефрен.
Очи хохочут песчаных сирен.

Лунные плечи былинной волны.
Сонные сонмы весенней луны.

Вечер спал, а Ночь на сене
Уж расчесывала кудри.
Одуванчики, все в пудре,
Помышляли об измене.

Шел я к Ночи, — Ночь навстречу.
Повстречалися без речи.
— Поцелуй… — Я не перечу…
И — опять до новой встречи.

Шел я дальше. Незнакомка
Улыбнулася с поляны,
Руки гнулись, как лианы,
И она смеялась громко.

Вместо глаз синели воды
Обольстительного юга,
Голос страстный пел, как вьюга,
А вкруг шеи хороводы.

Заводили гиацинты
С незабудками с канавок…
Я имел к миражам навык,
Знал мечтаний лабиринты. —

И пускай, кто хочет, трусит,
Но не мне такая доля.
И сказал я: «Дева с поля,
Кто же имя девы вкусит?»

Уже, уже нить лесная,
Комаров порхают флоты…
Тут ее спросил я: «Кто ты?»
И прозвякала: Весна — я!