Эдуард Лимонов: А Старый пират…

Многосторонни деятельности наши:
Сидеть на стуле и спешить в постель,
Держась за груди и за бёдра Даши,
Качать ребенка, обхватив качель…
Патрон вгонять в холодный ещё ствол,
Любой нам род занятий подошёл…

Многообразны деятельности нас,
У каждого есть свой иконостас:
Иному Гитлер вдруг иконой служит
И ничего себе, живёт, не тужит…

Иная поклоняется Монро,
И ходит, в шляпе укрепив перо…
Иной идёт, простой рабочий парень,
А приглядишься, генерал Гагарень…

Вот я гляжу в холодное окно,
А там Москва, в которой так темно
И башня Академии Наук
Висит вдали как огненный паук.

Ты над Москвой-рекою на пригорке
О, Башня, возвышаешься! Конторке
Подобная, иль ящиков панели?
Размытая как старые пастели…

Молодая, юная, как спаржа,
Стройная, зелёная, бамбук,
Девочка стояла на продажу,
Выхваляясь средь толпы, и вдруг…

Нет, не так! Я Вас увидел юной,
Вы стояли осью центровой,
Бегал муж Ваш — олигарх картунный
Вокруг Вас, с изогнутой спиной…

Ясное, известное мне дело,
Точно также, но давным-давно,
Девочка другая так глядела
На меня, через очей окно…

― Вы красиво, Фауст, постарели!
Девочка могла б меня спросить.
― Доктор Фауст, смею еле-еле
О себе напомнить, может быть?

Выставка, моргали лиц картины,
Выставка, фотографы, вино…
Я ходил спокойный, благочинный,
Всем чужой уже давным-давно…

И меня, представьте, все боялись!
Женщины, фотографы, мужья…
― Как давно мы с Вами не встречались,
Ученица лучшая моя!

― Я Вас съем, я Вас обезображу!
Сделаю покорной и святой!
Я Вас грязью, девочка, измажу,
Задавлю своею наготой!

Доктор Фауст… шрамы, пятна, шрамы,
Старой шерсти дикие клоки,
Полезайте на мои лингамы,
Провалитесь же в мои пески!

Ваше столь взлелеянное тело,
Знаю, не захочет лоск терять,
Но заставлю я его умело
П и сать, плакать, кашлять и страдать.

Можно жить, минуя все эксцессы,
Но зачем, когда так хороши,
На полу валяются принцессы
Те, кому пришел туркменбаши…

Где я совсем один живёт,
Мне южный ветер в окна бьёт,
Нахальный, слово старый вор,
А у Зимы — запор.

Снег был объявлен. Не идёт,
А скоро Новый Год.
Присела, тужится Зима,
Мороз сковал дома.

Застыла грязь, деревья злы,
Глаза у птиц круглы.
И не летает воробей,
Не засыпает змей…

И над берлогою медведь
Давно устал сидеть…
[Гипотетический медведь,
Его не рассмотреть…]

Спи, милая, спи,
Если сходила пипи.
Ножки разброшены,
Сиськи взъерошены
В гнездышке нашей любви.
Спи, милая, спи,
Но не храпи, не сопи…

Ночь наступила давно,
В доме напротив темно,
«Сахарный лев» торговать перестал,
«Сахарный лев» задремал…
Сиська на сиську легла,
Я не убрал со стола…

Наши бокалы вдвоем,
Слился с Гоморрой Содом,
Сиська на сиське,
Я в твоей письке,
Так вот всегда и живём…

Спи, милая, спи…
Ты ведь сходила пипи…

Под белоснежными орлами,
Где ветер гонит ямщиков,
Ты, Русь, лежишь семью холмами,
Семь на семь белых городов

Твои часовенки — подружки,
Твои источники чисты,
Их вечно не ржавеют кружки,
Нетленны над водой мосты.

Ты аскетически красива,
Где Вятка, а за нею — Пермь,
Чуваш прищурился курсивом
И губ лоснится эпидермь.

И белый клок волос по ветру —
Чувашка с белыми детьми
Идёт пешком по километру
У Вятки, или же Перми…

Зеленоватый храм поднялся
И левитирует теперь
Пред куполами застеснялся
Потупил взор косматый зверь.

Отшельник ветхою полою
От ветра прикрывает срам
Простясь с зловонную Москвою
Сюда бежал он как Адам…

Колдун летает с колтунами
И угро-финские снега
Лежат в гармонии со снами,
Ты мне Россия, дорога…

В твоей ладони крошек хлебных
Я горстку бедную найду,
А что до злыдней непотребных,
Те будут мучаться в Аду.