Игорь Северянин - Том 4. Классические розы

Но не развратных хитрых дур
Ждет женственности трубадур:
В избытке брошен сей товар
На повседневности базар…

Нет, женственность моя четка:
Она добра, тонка, чутка
И очень нравственна при том,
И изобилует умом…

Когда взор женский мягко-лжив,
Я от страданья полужив.
Когда же честен, но суров,
Я от досады нездоров.

О, где ты, женственность-мечта,
Та восхитительная, та
Со всепрощением в очах
И восхищением в ночах?

Города выдумывают войны
И навязывают их деревне,
Потому что помыслы их гнойны
В бестолочи пакостной и нервной.

Стоит их деревне не послушать,
Нечего им сразу станет кушать.
Перестанут грозно хмурить брови:
Ах, голодным будет не до крови…

— Господа с портфелями! Довольно
Претворять кошмар корыстный в были.
Дайте жить деревне богомольно,
То есть так, как вы давно забыли.

Не будучи сам верным по натуре,
Я верность в женщине ценить привык.
Я сдержанный люблю ее язык
И глаз тепло прохладное лазури.

Я не хочу, чтоб колыхали бури
Безоблачный и девственный дневник.
И, вместе с тем, чтоб в грусти не поник
Росистый взор, и стан не стал понурей.

Я умудреннее с годами стал.
Неверностью довольно я блистал
И даже почернеть успел от блеска…

Уж не бренчу я звеньями измен:
Должно быть, предыдущая Кармен
На сердце след отпечатлела резко.

Как трогателен колкий окушок,
Тобой на днях уловленный впервые!
Смеялась глуповато-хорошо,
Таща его в часы вечеровые.

О, видел я, как ты была горда
Сознаньем первой выловленной рыбы.
Ты в этот миг постигла города:
Не более, чем каменные глыбы.

Благословен да будет твой улов,
От города навек тебя отнявший,
Отдавший мне тебя без лишних слов
И пробудивший нежность к речке нашей.

Я не устану славить некий шок,
Тебя потрясший вдруг при первой рыбе.
Как восхитителен твой окушок,
На вечеревшем пойманный изгибе.

В лесу осеннем, обезлиственном,
Вдыхая прелый аромат,
Я стану вновь поэтом истинным,
Уйдя от городских громад.

Ногой по мшистой топи хлюпая
И жадно вслушиваясь в тишь,
Предам забвенью вздорно-глупое,
Что, город, ты в себе таишь.

Мне так неудержимо хочется
К сплошь прооз ренным лесам,
Где станет вновь душа пророчицей
И я собою стану сам!

Даже странно себе представить,
На кирпичный смотря забор,
Что, оставив плевок заставе,
Можно в черный умчаться бор!

В бор, где вереск, грибы да белки,
Воздух озера молодой
И ручьи, что чисты и мелки,
Влагой бьющие золотой.

Шеломящие мозг подводы
На булыжниках городских, —
Тишины моей антиподы, —
Боже, как я устал от них!

Город душу обрек страданью,
Город душу мою связал.
Потому нет прекрасней зданья
В каждом городе, чем вокзал!

Не страшно умереть, а скучно:
Смерть — прекращение всего,
Что было, может быть, созвучно
Глубинам духа твоего.

Не слышать музыки восхода,
Вечерней не узреть воды —
Всего, что может дать природа
Тебе в награду за труды;

Не упиваться лаской милой
Любимой женщины твоей,
Стать смрадной падалью могилы,
Безмозглых жертвою червей, —

Ах, что же может быть скучнее
И безотрадней доли той?
О, жизнь! Уходит вместе с нею
Восторг, повсюду разлитой!

И скука делается страшной,
И так ужасно знать, что впредь
Не повторится день вчерашний
Для тех, кто должен умереть!

Как часто матери причиной
Несчастья в жизни дочерей
Своей сухой любовью чинной
И деспотичностью своей!

Муж хочет так, а мать иначе,
И вот, мечась меж двух огней,
Несчастная горюче плачет,
Увы, взывая тщетно к ней…

Несовместимы долг дочерний
И долг жены: как обнимать
Без муки мужа в час вечерний,
Когда меж ними в мыслях мать?