Александр Дольский: Пока живешь...

* * *
Когда это было — не помню, и где это было — как знать?
Я солнцем однажды наполнил клееную эту тетрадь.
Оно разлилось по страницам, как воды весенней реки,
запели веселые птицы на ветках двадцатой строки.

Созрели хлеба, а поляны полны были белых грибов,
и ветер беспечный и пьяный запутался в ветках дубов.
И капли на строчки бросая, качалась намокшая рожь.
И вдруг я увидел — ко мне ты босая по мокрому полю идешь.

Загляделся я в глубь голубейшего полога,
и навеки, упали в глаза небеса,
мне однажды луна зацепилась за голову
и оставила свет свой в моих волосах.
Я ходил по дорогам России изъезженным
и твердил я великих поэтов стихи,
и шептали в ответ мне поля что-то нежное.
ветер в храмах лесов отпускал мне грехи.
Я в рублевские лики смотрелся, как в зеркало.
печенегов лукавых кроил до седла.
в Новегороде меду отведывал терпкого.
в кандалах на Урале лил колокола.

От открытий ума стал я идолом каменным.
от открытий души стал я мягче травы,
и созвучья мои подходили устам иным.
и отвергшие их были правы, увы...
Я смотрел только ввысь и вперед, а не под ноги,
был листвою травы и землею земли.
Все заботы её, и ошибки, и подвиги
через сердце мое, как болезни, прошли.
Если кланяюсь я, то без тихой покорности.
и любовь и презренье дарю не спеша,
и о Родине вечной, прекрасной и горестной
буду петь я всегда, даже и не дыша.

Там, где сердце всегда носил я,
где песни слагались в пути,
болит у меня Россия,
и лекаря мне не найти.

Летний вечер от пригорка малахитом стелет тень,
земляникой сладко-горькой на губах растаял день.
Я живу — в росе колени, удивляясь каждый час
чудесам и откровеньям в государстве Синих Глаз.
В этом царстве-государстве, где погодится без бурь,
мне прощается гусарство и мальчишеская дурь.
Пусть я подданный, но всё же я весьма беспечный класс,
притворяюсь я вельможей в государстве Синих Глаз.
Только что тут притворяться, я как на ладони весь.
Пропадай мое дворянство, спесь меняется на лесть.
Подольститься просто очень, это делал я не раз...
Сверхдоверчивые очи в государстве Синих Глаз.
А устроен я так странно, все скучаю по ветрам,
неизведанные страны снятся, снятся по утрам.
А когда за сотни далей я шагаю, как сейчас,
мои мысли улетают в государство Синих Глаз.

Никто не нужен никому... И в одиночестве фатальном
живет душа, сокрыта тайной и недоступная уму.
И с чувством, может быть, шестым глядим в глаза родным
и милым
и не предвидим, что могилы ни разу их не посетим.
И на твою обитель сна не явится твой сын невечный,
в бегах за золотом овечьим забыл он крови имена.
Так ускоряется конец и благородства и природы,
что разорвутся небосводы, чтоб посмотрел на нас творец.
И храмы утренних молитв, как и вместилища вечерних,
взойдут былым предназначеньем на пустырях убогих битв.
И сын мой скажет: где же мы так долго искренне блуждали?!
И пустовали эти дали, когда искали мы тюрьмы.
И он прочтет мою строку, и в смысл ее проникнет духом,
и станет мной — рукой и слухом, и повернет лицо к врагу.
Но не найдет его лица... И обесцветится тревога,
и будет новая дорога, как в песнях старого отца.

Есть порой у нас забота — отводить навет и ложь,
если стоишь ты чего-то, без врагов не проживешь.
Различать врагов несложно, так на свете повелось —
чем враги твои ничтожней, тем безудержней их злость.
Ну что за жизнь, когда кругом одни друзья, и их не счесть..
Никто не стал твоим врагом, не заслужил ты эту честь.

Оболгут твои дороги, кто изустно, кто строкой,
будут все твои тревоги им на радость и покой.
Нет, друзья мои, не нужно обижаться (век учись) —
ваша лесть обезоружит, злоба их толкает ввысь.
Не вестник боли и беды, а дум высоких верный знак,
и за последние труды награда мне — мой новый враг.

Я врагов крупнее жажду по зубам и по уму,
мне из них понятен каждый, я неясен никому.
Я за ними наблюдаю, изучаю каждый шаг.
Вы, друзья, мне много дали, вдвое больше — каждый враг.
С друзьями сдержан я подчас и снисходителен к врагам,
я с другом ссорился не раз, но за него и жизнь отдам.

Если враг меня похвалит и растопит старый лед,
значит, с другом прозевали мы ошибку, недолет.
Враг меня работать учит и спасает от тоски.
Нет друзей верней и лучше, чем заклятые враги.
Среди сует и передряг нас жизнь порою вознесет...
И верный друг и верный враг, как два крыла среди высот.