Вера Меркурьева - Тщета - Собрание стихотворений

Удел досадный и нелюбый,
Но одинаков у двоих:
Ты век свой кротко лечишь зубы,
Я – заговариваю их.

Морочим головы мы людям,
Ты – по науке, я – стихом.
И верно после смерти будем
Помянуты мы не добром –

А станут, в запоздалой злобе,
Одно и то же говорить:
Они умели ловко обе
Глаза нарочно отводить.

Никто, внимая нашим сказкам,
Не угадал, в конце концов,
Что за чужою темной маской
Таилось ясное лицо.

Что ж, так и будем в жизни длинной
Вытягивать бессрочный стаж –
Пока не стала бормашина
И не сломался карандаш.

Помечтала барышней уездной,
Почитала Жития монашкой,
Постояла куколкой любезной
Рядом с палевою в розах чашкой,
Соловьем запела во скворешне,
Стрекозой на травке стрекатая,
И лепечет под родной черешней:
«Старый мир… прочь руки от Китая».

Кто же эта в лицах небылица?
Кто она – восьмое чудо света?
Это Милка, в зелени Девица,
В крыльях стрекозы – душа поэта.
Это Милка в Скипе и в Вертепе,
Плача и смеясь (но не пророча),
Просто шьет из жизненных отрепий
Редкого искусства узорочья.

Не потому ль от горькой жажды
Поблекнул уст твоих коралл –
Что Пушкин-Редин не однажды
Тебя стихами истязал?

Не оттого ль, в приливе вр а жды
Твои глаза как ихтиол –
Что ван-Бетховен-Тюлин дважды
Тебя романсом обошел?

Но да, сгорая, не сгоришь ты,
Да твой не расточится стих!
Зане тебя восславлю трижды
И за себя я, и за них.

Карандашом в стакане
Мешая невзначай,
Не мыслит он, что станет
Кастальской влагой чай.

И выпив, вместо кваса,
Химических чернил.
Не мнит он, что Пегаса
За гриву ухватил.

Нет, борзому пиите
Внегда же песнь творить –
Не ясти и не пити,
А вяще – не курить.

Молитвой и постами
Приуготовив дух,
К созвездью Лиры прямо
Взлетит он, аки пух.

А мы, роняя шляпы,
Знай будем созерцать,
Как Кочеткову лапы
Он станет пожимать.

И мы протянем длани,
Дабы писать сонет –
Понеже и в стакане
Был обретен сюжет.

Глаза – как две маслиночки,
А ножки – ножик востренькой,
Сама – совсем картиночка
В сарпинке новой пестренькой.

Терпя от инфлуэнции
И с опухолью в ротике,
Избачит в конференции,
Замзавит в библиотеке.

А дома – закузминится:
– Хотя в политпросвете я,
Но всё же именинница
В осьмнадцатом столетии.

Что мода музе простенькой!
Прабабушкой оденется –
И с комсомольцем Костенькой
Пройдет набором Ленинским.

Ох, Милочка-вертепица,
Чернява и косматенька,
Беда, когда нелепице
Втемяшится тематика.

О, мой доверчивый издатель
И слишком благосклонный друг,
Боюсь, «Тщета» моя некстати
В рождественский ваш недосуг.

Но научил нас опыт грозный,
Как надобно во всем спешить,
Чтобы не оказалось поздно
И подарить, и получить.

И вот, кишмиш перебирая
К традиционным пирожкам,
Одною мыслью занята я:
Как угодить, конечно, вам.

Итак, примите без ремарок,
От коих киснет даже сласть,
Не к святкам от меня подарок,
Но вам довлеющую часть.

Ах, не писал икон изограф
Таким рачительным письмом,
Как я сей авторский автограф
На экземпляре именном.

Всех наших улиц обогнув углы,
Вы за город отправились намедни,
Чтоб показать (о, восхожденья бредни!),
Как лезут вверх певучие ослы.

Но стало Вам уже не до хвалы
Терпению – у дождевой обедни.
Хоть и на спуске ливень, хоть не все дни,
А на ногах не крылья – кандалы.

И поделом. Хотите быть поэтом –
Не портите поправками стихи
И не лягайте критиков при этом.

Но все сии отпустятся грехи,
Когда Вы мне ответите сонетом
Иной, на те же рифмы, чепухи.